Сначала, пожалуй, придётся кое-что сказать о самом Александре Сергеевиче Грибоедове. Потому как нельзя говорить всерьёз о его знаменитой комедии «Горе от ума», не познакомившись поближе с автором её. Это случай в литературе редкий: обычно достаточно сначала прочесть произведение, затем заинтересоваться писателем.

Грибоедов – недооценённая в силу разнообразных обстоятельств фигура в нашей культуре. Это именно о нём в «Путешествии в Арзрум» написал другой наш гений: «Мы ленивы и нелюбопытны…» Занятно, не правда ли: два Александра Сергеевича почти одновременно (автор «Горе от ума» всего на четыре года старше автора «Евгения Онегина») появляются в русской словесности. Два совершенно блистательных человека. Следили друг за другом ревностно, понимая творческий рост каждого, были знакомы, но на тесные отношения пойти не рискнули. Ещё одна немаловажная деталь – Пушкин по сути пренебрёг какой-либо службой, отдался полностью литературной деятельности (первым стал брать гонорары за свои писания), Грибоедов в той же коллегии иностранных дел дошёл до чина посла. Что его и убило.

«Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов», – сокрушался тот же Пушкин. Слукавил – к тому времени Г.Булгарин попытался написать восторженные заметки о выдающемся человеке, с которым его сводила судьба. «Он был рождён быть Бонапартом или Магометом», – не поскупился на комплименты. В самом деле, толпа верит только громкости, с которой разносится то или иное имя, она не в силах признать величие того, кто живёт без этой громкости. «Люди верят только славе и не понимают, что между ими может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском телеграфе», – тот же Пушкин.

Личность Грибоедова поистине может сравняться по масштабу с деятелями эпохи Возрождения. Уже в четырнадцать лет он кандидат словесных наук. Затем успевает окончить ещё два университетских факультета – нравственно-политический и физико-математический. Он легко проявляет себя в музыкальной композиции, в игре на различных инструментах, в живописи. В семнадцать лет он становится гусаром и быстро продвигается в военной карьере. Насытившись таким положением, возвращается к статской службе. Блестяще образован, причём как с помощью преподавателей в детстве, так и благодаря собственным усилиям. Но до 1824 года, когда была окончена его знаменитая комедия, как будто бы неизвестен. Говорю «как будто бы», потому что на самом деле знали его многие, вплоть до императора, но… но люди не любят тех, кто их перегоняет. Это во-первых, и в главных. А во-вторых, разностороннему человеку всегда трудно сосредоточиться на каком-нибудь одном виде деятельности. И, наконец, сковывает сочетание творческой работы с иной службой.

И до «Горя от ума» Грибоедов написал несколько драматических произведений, все пародийного характера. Что высмеивал? Отжившие литературные правила (французскому классицизму особенно досталось с его триединством, мешающим драматургу хорошенько развернуться) и затхлые обывательские нравы, калечащие мыслящего человека. Драмы эти он показывал не многим, но те, кому показывал, не всегда реагировали позитивно, думая, что автор подтрунивает над ними. Это привело к привычке не очень-то делиться с окружающими своими настоящими мыслями, а заодно и литературными опусами. Бывший денди восемь лет смирно просидит в Грузии, изучая культуру кавказских народов.

И всё-таки «Горе от ума» появилось на публике, не исчезло в личных архивах Грибоедова. Интересно, что первый, кому он представил свой труд,    был Иван Крылов. Знаменитый баснописец смеялся от души, но заметил, что в произведении есть строки, которые цензоры вряд ли пропустят, ибо они куда хлеще даже его басен. Далее комедия разошлась в списках. Пушкин познакомился с ней только в 1825 году. Впечатление его было двояким. На этом основании многие теперь горазды трубить, что солнце наше поэтическое ни саму драму, ни Чацкого не приняло. Это не так. Во-первых, Пушкин в письме к Рылееву сразу же заметил, что автора драматического произведения нужно судить по законам, им же самим созданным. Во-вторых, о Чацком он написал следующее: «В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? Ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями». И действительно, кто же ещё из персонажей близок к автору, как не Чацкий?

На театре у нас по отношению к главному герою комедии ныне творится что-то невообразимое, такое впечатление, что режиссёры задались целью намалевать его именно дурнее всех прочих участников действа. И опять ссылаются на Пушкина: он, де, сказал, что умные люди бисер перед свиньями не мечут, потому Чацкий – дурак. В действительности Пушкин заметил, что умные люди сразу понимают, с кем имеют дело, и не мечут бисер перед Репетиловым… И что с того? И Пушкин бывает невнимательным и субъективным: бисер перед Чацким скорее Репетилов метал. Но простим Александру Сергеевичу: он впервые комедию прослушал, а не прочитал, и заметки свои в письме к Рылееву сделал по этим «слуховым» впечатлениям.

Литературное произведение, как всякое художество, не может быть элементарным слепком с жизненных коллизий. Разумеется, в реальной жизни никто не станет говорить неприятную правду в доме, где хочет посвататься. Но у литератора нет иного выхода изложить критические замечания в адрес современников, как наделить соответствующими монологами хотя бы одного персонажа. Кстати, вот и мнение некоего Бочкова, современника Грибоедова, посмотревшего пьесу в театральном варианте: «Чацкий – поэт в обществе. Автор представляет вам, как опасно для человека с таким характером, умом, чувствительностью выражаться прямо там, где нет ушей для голой правды, а есть только ослиные для ласкательства».

Почему же комедия? Над кем здесь следует смеяться? Да над кем хотите, но над Чацким в гораздо меньшей степени, чем над другими. Русская литература в XIX веке состоялась и обогнала любую другую европейскую во многом оттого, что писатели позволили себе самостоятельно создавать правила, по которым их нужно судить, и потому все из них активно экспериментировали. В том числе и по жанровой части. И в этом помогала не в последнюю очередь ирония. Комедия у Грибоедова, да. Потому что со стороны через увеличительное стекло художества взглянешь на благородное собрание, представленное в пьесе, и посмеёшься. Хотя и с горечью.

Мещанские попытки объявить Чацкого дураком, который не понимает, что истинный ум у того, кто свято блюдёт житейские правила приличия, и произведение Грибоедова именно об этом, не выдерживают никакой серьёзной критики. Ну, кто не знает, что во все времена добропорядочные обыватели занимались тем, что плодились, копили барахлишко, хватали чины, подглядывали за соседями, дабы не отстать, удивлялись тем, кто с книжками дружен? Но им обязательно нужно гласно напоминать, что именно этим они и занимаются, иначе общество превращается в нездоровое болото, готовое объявить сумасшедшим любого, кто идёт свободной дорогой просвещённого человека.

Вам в самом деле приятен Фамусов? Вы считаете его умным? Ах, конечно, он наизусть помнит из календаря, у кого сколько душ (ожесточённый диалог с Хлёстовой перечитайте). Потакает бессловесному Молчалину, единственному неродственнику в своём ближайшем окружении. Зачем ему по-настоящему дельные, ему милы единокровные. Вот, сделал одно исключение из правила – уж больно ласкательны речи у молодца для ослиных-то ушей. И что такое дело в этом мирке? Выслуживания, доходящие до разбивания лбов. Скалозуб особенно хорош? Даже влюблённая в ничтожество Софья говорит, что слова умного от него не дождёшься. Из всего, что изложил Чацкий про гораздых на общепринятые суждения обывателей, услышал только сравнение мундиров, которого в монологе и близко нет. А Софья что такое? Заурядная молодая дурочка, томящаяся в ожидании любви и нарисовавшая себе роман с первым попавшимся – он же чаще других перед глазами мелькает, в одном доме живёт, – кавалером. Когда-то, правда, была подругой Чацкому. Видимо, по той же причине – под руку попался. Иронически Софьей (в переводе с греческого – мудрость) и названа автором. Кто-то очарован Репетиловым? Опять же, сообразно фамилии, повторяет, попугайничает за всяким, кто слывёт умником, транслирует взгляд и нечто. Однако либерал. Вам такие не попадались? Их и теперь в избытке. Шумят, братцы, шумят.

Грибоедов А.С. (набросок А.С. Пушкина)

Признаемся себе честно: большинство цитат из пьесы мы запомнили благодаря речам Чацкого. «Служить бы рад – прислуживаться тошно», «А судьи кто?», «Когда дурачиться – дурачусь, когда в делах – я от веселий прячусь, а смешивать два этих ремесла есть тьма искусников, я не из их числа», «Я глупостей не чтец, особо образцовых», «Ведь нынче любят бессловесных»… Кстати, о бессловесном Молчалине. Вот вам образец не интеллекта, а хвалёного житейского разумения, которым так гордится опять же целый сонм и тех, кого легко приняли в нынешние интеллигенты. Контактны дальше некуда – даже с собакой дворника на всякий случай. Они бессловесны тоже в ироническом смысле: слов-то при социальном запросе производят кучами, но бывает ли там хоть одно самостоятельное?

Напоследок ещё про одну любопытную деталь взаимоотношений двух Александров Сергеевичей. По прочтении «Горя от ума» Пушкин прервал работу над «Евгением Онегиным» на целый год. Взялся за «Бориса Годунова». Тоже пьеса в стихах, но совсем иного рода. Комедия Грибоедова не столько в стихах, сколько в мастерски рифмованной прозе. Сделано это сознательно, чтобы не отвлекать театрального зрителя настоящей поэзией: Грибоедов владел и поэтическим пером, но полагал, что стихи всегда наполнены некоей недоговорённостью, а драма требует определённости всех реплик. Возможно, именно по этой причине так сложна судьба «Бориса Годунова» на сцене: Пушкин-поэт в какой-то мере перекрыл Пушкина-драматурга. Пьеса же Грибоедова пережила столько постановок, что не сосчитать. Но повторюсь, последние всё чаще вызывают недоумение: какими глазами читали постановщики текст автора? Или они не прочь присоединиться к Фамусову, ратующему за сожжение вредных книг?http://bookmix.ru/review.phtml?rid=72108#review

Итак, Санкт-Петербург, осень 1817 года. Третий сезон подряд блистает в Малом театре балерина Авдотья Истомина. Это о ней напишет в своем знаменитом романе поэт:

Авдотья Истомина. Портрет работы А. Винтергальдера. 1816–1820 гг.

Но это будет несколько позже, а сейчас Пушкину, который весной окончил лицей, всего восемнадцать, а его знакомому и сослуживцу по Коллегии иностранных дел, будущему знаменитому литератору и дипломату Грибоедову двадцать два. Историю, о которой мы здесь напомним, Пушкин наблюдал на расстоянии, а Грибоедов был ее живым участником. Ничего не было удивительного в том, что воспетая Пушкиным звезда вскружила не одну голову среди петербургской молодежи. Восемнадцатилетняя красавица была причиной нескольких поединков между молодыми офицерами. Но они, похоже, зря подставляли грудь под клинки и пули. Благосклонностью своей Истомина осчастливила лишь одного молодого офицера — Василия Васильевича Шереметева. Всякий день Шереметев в театре. Он не отпускает свою пассию ни на шаг. Когда балерина свободна от представлений и репетиций, они катаются по Невскому. Их видят в самых модных кондитерских. Находят они и время, чтобы побыть вдвоем. Но безоблачный поначалу роман красавца кавалергарда и блистательной балерины закончился трагически.

Поначалу ничто не предвещало печального конца. Друг Шереметева, двадцатипятилетний офицер Александр Иванович Якубович, еще не знает, что станет инициатором необычной дуэли. Приятель Грибоедова камер-юнкер граф А. П. Завадовский тоже ни о чем не подозревает. Однако всем им суждено в скором времени стать участниками единственной в своем роде дуэли четверых, за которой сначала молва, а потом и письменные свидетельства закрепили название «четверная дуэль».

Но прежде чем описывать сам поединок, скажем не сколько слов о его знаменитых участниках.

Александр Сергеевич Грибоедов был самым молодым участником описываемых событий, не считая юной Истоминой, но он уже многое успел к своим двадцати двум годам.

Будучи вундеркиндом, он в возрасте восьми лет был зачислен в Московский университетский пансион — одно из лучших средних учебных заведений того времени. А уже в пятнадцать лет поступил и в сам университет на словесное отделение философского факультета. Грибоедов посещал лекции на трех факультетах, довольно скоро получил степени кандидата прав и кандидата словесных наук, но не оставил университета с целью изучить математику и естественные науки и в семнадцать лет готовился к испытанию на степень доктора. Современники вспоминали, что еще в университетские годы Грибоедов нередко читал товарищам стихи своего сочинения, большею частью сатиры и эпиграммы, а в начале 1812 года — отрывок из какой-то задуманной им комедии. К сожалению, эти ранние произведения поэта не сохранились.

Александр Грибоедов в годы военной службы. Портрет неизвестного

Его ученым и литературным планам помешало нашествие французов. Юный правовед и филолог поступил на военную службу и был зачислен корнетом в гусарский полк графа Салтыкова. Но ему не пришлось участвовать в сражениях, полк его был отправлен в Казанскую губернию и там, после внезапной смерти Салтыкова, расформирован. Корнета Грибоедова перевели сначала в Иркутский гусарский полк, а затем назначили адъютантом командира резервного кавалерийского корпуса, расположенного в литовском местечке вблизи западной границы России. Романтическая жизнь молодого кавалерийского офицера, пирушки и веселье, стихи и музыка, сопровождавшие военную службу, не закончились для Грибоедова и по возвращении в Петербург. Но он умел совмещать светскую жизнь с упорным трудом.

В 1814 году Грибоедов впервые выступил в печати со статьями, в которых, в частности, вполне профессионально рассуждал о формировании кавалерийских резервов для действующей армии. Тогда же начал писать для театра. В сентябре 1815 года на петербургской сцене была представлена французская комедия «Молодые супруги». Перевел эту комедию Грибоедов. Скорее, не перевел, а переписал заново. В конце этого же года он оставил военную службу и летом 1817 года поступил в Коллегию иностранных дел, где в это же время получил место выпускник лицея А. С. Пушкин. (Юный Пушкин очень просился в гусары, но отец его Сергей Львович отказал, ссылаясь на отсутствие средств.)

В эти же времена усилиями Грибоедова в Петербурге был создан литературно-театральный кружок, в который вошли П. А. Катенин, А. А. Жандр, несколько позже В. К. Кюхельбекер. Страстный любитель театра, Грибоедов вращался по преимуществу в театральных кругах. Среди его близких знакомых была и жемчужина тогдашнего балета Авдотья Истомина. Бестужев-Марлинский так характеризовал Грибоедова той поры: «Никто не похвалится его лестью, никто не дерзнет сказать, что слышал от него неправду. Он мог сам обманываться, но обманывать других — никогда. Твердость, с которой он обличал порочные привычки лица, не смотря на знатность особы, показалась бы иным катоновской суровостью, даже дерзостью».

Корнет лейб-гвардии Уланского полка Якубович в описываемое время еще не так известен. За плечами у молодого улана военная служба, несколько дуэльных приключений, снискавших ему славу бретера. Но он в глазах окружающих честен, благороден и бесшабашно храбр. Ему еще предстоит судьба и слава потенциального цареубийцы, бунтовщика 14 декабря, а вслед за тем и каторжного поселенца в Сибири.

Участие в «четверной» дуэли сделает его имя широко известным.

Вот как описывает в деталях со слов поэта и драматурга, участника грибоедовского кружка Андрея Андреевича Жандра эту дуэльную историю мемуарист Дмитрий Александрович Смирнов:

«Шереметев, шалун, повеса, но человек с отлично-добрым и благородным сердцем, любил Истомину со всем безумием страсти, а стало быть, и с ревностью. И в самом деле она была хорошенькая, а в театре, на сцене, в танцах, с грациозными и сладострастными движениями — просто прелесть!.. Шереметев с ней ссорился часто и, поссорившись перед роковой для него дуэлью, уехал от нее. Надо заметить, что скорей он жил у нее, чем она у него. Истомина, как первая танцовщица, получала большие деньги и жила хорошо… Грибоедов, который в то время жил вместе с графом Завадовским, бывал у них очень часто как друг, как близкий знакомый. Завадовский имел, кажется, прежде вид на Истомину, но должен был уступить счастливому сопернику… Поссорившись, Шереметев, как человек страшно влюбленный, следил, наблюдал за Истоминой; она это очень хорошо знала.

Не знаю уж почему, во время этой ссоры Грибоедову вздумалось пригласить к себе Истомину после театра пить чай. Та согласилась, но, зная, что Шереметев за ней подсматривает, и не желая вводить его в искушение и лишний гнев, сказала Грибоедову, что не поедет с ним вместе из театра прямо, а назначила ему место, где с ним сейчас же после спектакля встретится, — первую, так называемую Суконную линию Гостиного двора, на этот раз, разумеется, совершенно пустынную, потому что дело было ночью. Так все и сделалось: она вышла из театральной кареты против самого Гостиного двора, встретилась с Грибоедовым и уехала к нему.

Шереметев, наблюдавший издалека, все это видел. Следуя за санями Грибоедова, он вполне убедился, что Истомина приехала с кем-то в квартиру Завадовского. После он очень просто, через людей, мог узнать, что этот кто-то был Грибоедов. Понятно, что все это происшествие взбесило Шереметева, он бросился к своему приятелю Якубовичу с вопросом: что тут делать?

«Что делать, — ответил тот, — очень понятно: драться, разумеется, надо, но теперь главный вопрос состоит в том: как и с кем? Истомина твоя была у Завадовского — это раз, но привез ее туда Грибоедов — это два, стало быть, тут два лица, требующих пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы при сей верной оказии составим une partie carree [11] — ты стреляйся с Грибоедовым, а на себя возьму Завадовского».

— Да помилуйте, — прервал я Жандра, — ведь Якубович не имел по этому делу решительно никаких отношений к Завадовскому. За что же ему было с ним стреляться?..

— Никаких. Да уж таков человек был. Поэтому-то я вам и сказал и употребил это выражение: «при сей верной оказии». По его понятиям, с его точки зрения на вещи, тут было два лица, которых следовало наградить пулей, — как же ему было не вступиться? Поехали они к Грибоедову и к Завадовскому объясняться. Шереметев Грибоедова вызвал. «Нет, братец, — отвечал Грибоедов, — я с тобой стреляться не буду, потому что, право, не за что, а вот если угодно Александру Ивановичу (т. е. Якубовичу), то я к его услугам». Une partie carree устроилась.

Шереметев должен был стреляться с Завадовским, а Грибоедов с Якубовичем. Барьер был назначен на 18 шагов, с тем, чтобы противникам пройти по 6 и тогда стрелять. Первая очередь была первых лиц, то есть Шереметева и Завадовского.

Я забыл сказать, что в течение всего этого времени Шереметев успел помириться с Истоминой и как остался с ней с глазу на глаз, то вдруг вынул из кармана пистолет и, приставивши его прямо ко лбу, говорит: «Говори правду, или не встанешь с места, — даю тебе на этот раз слово. Ты будешь на кладбище, а я в Сибири, — очень хорошо знаю, да что же. Имел тебя Завадовский или нет?» Та, со страху или в самом деле вправду, но, кажется, сказала, что имел. После этого понятно, что вся злоба Шереметева обратилась уже не на Грибоедова, а на Завадовского, и это-то его и погубило.

Когда они с крайних пределов барьера стали сходиться на ближайшие, Завадовский, который был отличный стрелок, шел тихо и совершенно спокойно. Хладнокровие ли Завадовского взбесило Шереметева или просто чувство злобы пересилило в нем рассудок, но только он, что называется, не выдержал и выстрелил в Завадовского еще не дошедши до барьера. Пуля пролетела около Завадовского близко, потому что оторвала часть воротника у сюртука, у самой шеи… Тогда уже, и это очень понятно, разозлился Завадовский. «Il en voulait a ma vie, — сказал он, — a la barriere! [12] Делать было нечего, — Шереметев подошел, Завадовский выстрелил. Удар был смертельный — он ранил Шереметева в живот. Шереметев несколько раз подпрыгнул на месте, потом упал и стал кататься по снегу…»

Печальные и резкие краски добавляет рассказ доктора Иона, бывшего свидетелем поединка: «… Первым стрелял Шереметев и слегка оцарапал Завадовского… По вечным правилам дуэли Шереметеву должно было приблизиться к дулу противника… Он подошел. Тогда многие стали довольно громко просить Завадовского, чтобы он пощадил жизнь Шереметеву.

— Я буду стрелять в ногу, — сказал Завадовский.

— Ты должен убить меня, или я рано или поздно убью тебя, — сказал ему Шереметев, услышав эти переговоры. — Зарядите мои пистолеты, — прибавил он, обращаясь к своему секунданту.

Завадовскому оставалось только честно стрелять по Шереметеву. Он выстрелил, пуля пробила бок и прошла через живот, только не навылет, а остановилась в другом боку. Шереметев навзничь упал на снег и стал нырять по снегу, как рыба. Видеть его было жалко. Но к этой печальной сцене примешалась черта самая комическая. Из числа присутствующих на дуэли был Каверин, красавец, пьяница, шалун и такой сорви-голова и бретер, каких мало… Когда Шереметев упал и стал в конвульсиях нырять по снегу, Каверин подошел и сказал ему прехладнокровно:

— Вот те, Васька, и редька!»

«Якубович, указывая на Шереметева, — читаем мы далее у Смирнова, — обратился к Грибоедову с изъяснением того, что в эту минуту им, конечно, невозможно стреляться, потому что он должен отвезти Шереметева домой… Они отложили свою дуэль до первой возможности, но в Петербурге они стреляться не могли, потому что Якубовича сейчас же арестовали».

Дуэль случилась 12 ноября 1817 года. Через день Шереметев скончался. Ему было двадцать три года.

Смерть молодого кавалергарда произвела очень тяжелое впечатление на Грибоедова. Он говорил своему приятелю С. Н. Бегичеву, что на него «нашла ужасная тоска», что он видит «беспрестанно перед глазами умирающего Шереметева, и пребывание в Петербурге сделалось невыносимо». Пушкин, хорошо осведомленный относительно всей этой печальной истории, отмечал, что Грибоедов «почувствовал необходимость расчесться единожды и навсегда со своею молодостью и круто поворотить свою жизнь… проститься с Петербургом и с праздной рассеяностью». Давайте сравним это с тем, что позже напишет Пушкин о герое своего романа:

Александр Кацура. Дуэль в истории России

http://www.xliby.ru/istorija/duyel_v_istorii_rossii/p1.php

Нина Чавчавадзе. Неизвестный художник

Ее отец князь Александр Чавчавадзе – генерал-майор русской армии, крупнейший грузинский поэт и литератор, губернатор-наместник Нахичеванской и Эриванской областей создал в Тифлисе своеобразный культурный центр притяжения светских кругов, военных и интеллигенции. Служивший в 1822 г. в Тифлисе Грибоедов стал вхож в дом блестящего князя. На глазах Александра Сергеевича росла и воспитывалась старшая дочь А. Чавчавадзе кареглазая Нино. Грибоедов, недурно музицировавший, сочинявший музыку (помним его вальсы), стал обучать девочку игре на фортепиано. Однажды в шутку «дядя Сандро», умиленный прилежностью ученицы, сказал ей: «Если будешь и дальше так стараться, я на тебе женюсь». Кто же тогда знал, что эти слова окажутся пророческими.

Снова оказавшись в Тифлисе в 1828 г., А. Грибоедов посетил дом старого друга и был поражен необыкновенной красотой выросшей Нины, изысканностью ее манер и душевной добротой. Современники свидетельствовали, что Нино была стройной, грациозной брюнеткой, с чрезвычайно приятными и правильными чертами лица, темно-карими глазами. Известно, что Грибоедов сравнивал юную грузинку с Мадонной работы испанского живописца Б. Мурильо.

16 июля 1828 г. в Тифлисе, в доме Прасковьи Николаевны Ахвердовой, которая была большим другом семьи Чавчавадзе, состоялось объяснение Александра Грибоедова. В письме приятелю Грибоедов вспоминал об этом судьбоносном вечере: «Я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой… Все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, или что другое, придало мне решительность необычайную, выходя из-за стола, я взял ее за руку и сказал ей: «Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать». Она меня послушалась, верно, думала, что я усажу ее за фортепьяно, вышло не то… Мы взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее… нас благословили, я повис у нее на губах, во всю ночь и весь день».

В адрес невесты Грибоедова со всех сторон сыпались комплименты. Вот слова генерала Л.Л. Альбранта: «Улыбка Нины Александровны так хороша – как благословение! При свидании скажи, что я поклоняюсь ей, как магометанцы – солнцу восходящему!» Сослуживец Александра Сергеевича К. Аделунг, погибший в Тегеране вместе с Грибоедовым и другими сотрудниками русской миссии, так характеризовал Нину: «Она необычайно хороша, ее можно назвать красавицей, хотя красота ее грузинская. Она, как и мать ее, одета по-европейски; очень хорошо воспитана, говорит по-русски и по-французски и занимается музыкой».

Среди поклонников Нины Александровны были весьма «видные» персоны. Среди них – Сергей Ермолов, сын знаменитого грозного генерала А.П. Ермолова, наместника Кавказа, генерал-лейтенант В.Д. Иловайский, поэт и генерал Григорий Орбелиани, чьи ухаживания Нина отвергала в течение 30 лет. Ее сердце принадлежало только А.С. Грибоедову.

«Полномочный министр в Персии Его Императорского Величества статский советник и Кавалер Александр Сергеевич Грибоедов вступил в законный брак с девицею Ниною, дочерью генерал-майора, князя Александра Чавчавадзе и супруги его, княгини Саломеи» – такая запись была сделана в церковной книге 22 августа (3 сентября) 1828 г. в Сионском кафедральном соборе в Тифлисе. Грибоедову было 33 года, Нине – 15. Во время венчания Александр Сергеевич, страдавший от лихорадки, уронил обручальное кольцо, что считалось дурным предзнаменованием. Как тут не вспомнить, что суеверный Пушкин тоже ронял кольцо на венчании.

Отголоски недолгого семейного счастья Александра и Нины звучат в переписке Грибоедова. Вот фрагмент из его письма давней знакомой Варваре Миклашевич: «Как это случилось? Где я, что и с кем? «Будем век жить, не умрем никогда!» – Слышите? Это жена мне сейчас сказала, ни к чему, – доказательство, что ей шестнадцатый год. Но мне простительно ли, после стольких опытов, стольких размышлений, вновь броситься в новую жизнь, предаваться на произвол случайностей и все далее от успокоения души и рассудка. А независимость, которой я был такой страстный любитель, исчезла, может быть, навсегда, и как ни мило, как ни утешительно делить все с милым, воздушным созданием, но это теперь так светло и отрадно, а впереди так темно, неопределенно! Бросьте вашего Троспера и Куперову «Prairie», – мой роман живой у вас перед глазами и во сто крат занимательнее; главное в нем лицо – друг ваш, неизменный в своих чувствах, но в быту, в роде жизни, в различных похождениях не похож на себя прежнего, на прошлогоднего, на вчерашнего даже; с каждою луною со мною сбывается что-нибудь, о чем не думал, не гадал».

Вскоре после женитьбы супруги были вынуждены отправиться в Персию. Нино сопровождала мужа, уже будучи беременной и часто болея. Не желая подвергать ее опасностям, Грибоедов оставил жену в Тавризе – своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии — и в декабре 1828 г. отправился в Тегеран в одиночестве.

За две недели до гибели, в сочельник, Грибоедов написал жене письмо (это – единственное письмо к Нине, сохранившееся до наших дней). Приведем его полностью. Нам, читателям, знающим о печальных событиях, ожидавших автора письма, теперь слышится в этих строках обреченность и безысходность: «Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться…

Литография с картины В. И. Мошкова Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. Первое свидание графа Паскевича-Эриванского с наследным персидским принцем Аббас-Мирзой.

Вчера меня угощал здешний Визирь, Мирза Неби, брат его женился на дочери здешнего Шахзады, и свадебный пир продолжается четырнадцать дней… Однако, душка, свадьба наша была веселее, хотя ты не Шахзадинская дочь, и я незнатный человек. Помнишь, друг мой неоцененный, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего. Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобой сошлись, и на веки…

Прощай, Ниночка, Ангельчик мой. Теперь 9 часов вечера, ты, верно, спать ложишься, а у меня уже пятая ночь, как вовсе бессонница. Доктор говорит – от кофею. А я думаю, совсем от другой причины. Прощай, бесценный друг мой еще раз, поклонись Агалобеку, Монтису и прочим. Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног.

Грустно весь твой А. Гр.

Завтра Рождество, поздравляю тебя, миленькая моя, душка. Я виноват (сам виноват и телом), что ты большой этот праздник проводишь так скучно, в Тифлисе ты бы веселилась. Прощай, мои все тебе кланяются».

Его въезд в Тегеран пришелся на воскресенье 5-го дня месяца реджеб, когда солнце стоит в созвездии Скорпиона. В глазах персов это было недобрым знамением и сразу вызвало неприязнь населения. Оберегая интересы России, министр-посланник настаивал, чтобы на Персию не слишком давили с уплатой контрибуций. Но в Петербурге придерживались иного мнения и требовали, чтобы Грибоедов держался как можно тверже. За это его прозвали сахтиром («жестокое сердце»). Тоскуя по молодой жене, Александр Грибоедов купил красивую чернильницу, отделанную фарфором, и отдал граверу с текстом на французском: «Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой, А. Г. 15 января 1829 года. Тегеран».

30 января 1829 г. Александр Грибоедов был растерзан взбунтовавшейся толпой исламских фанатиков. Кроме него погибло более пятидесяти человек, служивших в русском посольстве. Его тело было сильно обезображено и брошено в яму, и опознано впоследствии лишь по ранению, полученному на так называемой четверной дуэли, в результате которой у него была прострелена и серьезно повреждена кисть левой руки. Отрубленную голову Вазир-Мухтара (так его именовали персы) носили по городу на палке.

От Нины долго скрывали ужасную новость. По настоянию родственников она вернулась в Тифлис. У потрясенной Нины случились преждевременные роды, спасти ребенка не удалось. Об этом в марте 1829 г. она сообщала в одном из писем: «Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить вам, что я тогда испытала… Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени… Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца…»

18 июня 1829 г. тело Грибоедова доставили в Тифлис, и он был похоронен близ церкви св. Давида, где сейчас находится пантеон Мтацминда. По распоряжению безутешной вдовы на могиле Александра Сергеевича был установлен памятник с надписью, пронзившей многие русские и грузинские сердца: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»

Оставшуюся часть жизни Нина Чавчавадзе-Грибоедова прожила попеременно в Цинандали и Тифлисе, продолжая носить траур по мужу. Благодаря неизменному траурному платью ее стали называть «черной розой» Тифлиса.

Автор «Закавказских воспоминаний» окружной начальник в Мингрелии К.А. Бороздин, познакомившийся с Ниной Александровной, когда ей было уже за сорок, писал о ней: «То был ангел-хранитель всего семейства, а в то же время и существо, которому поклонялись все служившие тогда на Кавказе. Она носила с собою какой-то особенный ореол благодушия, доступности, умения войти в нужды каждого и делать эти нужды других всегда своими. В манерах ее не было и тени суетливости, приторности и сентиментальности, столь свойственных огорченным вдовушкам; она вполне обладала изящною простотою тона, составляющею секрет женщины самого высокого круга и воспитания, и всем этим нехотя подкупала всякого. Глаза ее, кажется, никогда не могли состариться: столько было в них выражения доброты, приветливости и ясности душевной».

Нина Чавчавадзе. Фото 1857 г.

Огромные суммы из своего состояния Нина Грибоедова тратила на благотворительность. Со временем она перестала отказываться от развлечений и балов, стала посещать музыкальные вечера и сопровождать отца и сестру на приемах. К слову, ее младшей сестре Екатерине Чавчавадзе, будущей княгине Дадиани, М.Ю. Лермонтов посвятил два стихотворения: «Как небеса, твой взор блистает» и «Она поет – и звуки тают, как поцелуи на устах».

Нина Александровна Грибоедова, урожденная княжна Чавчавадзе, скончалась в июне 1857 г. в возрасте сорока пяти неполных лет во время эпидемии холеры, пришедшей в Тифлис из Персии. Ухаживая за больным родственником, она отказалась покинуть город, выходила больного, но безнадежно заболела сама. Последние слова ее были: «Меня… рядом с ним».

К. Бороздин свидетельствует, что удивительную женщину оплакивал и провожал в последний путь весь Тифлис: «О ней нельзя было не плакать, то было существо, редко встречавшееся на белом свете: она вся преисполнена была любовью. Она показала выполнением данного ею обета, на какое глубокое чувство христианского самопожертвования способна грузинская женщина во имя любви. Для этого ей не понадобились ни монашеская ряса, ни келья. Не разрывая связей с той средой, в которой она родилась и жила, всю себя посвятила она ее служению. Больше всего на свете дорожила она именем Грибоедова и своею прекрасною, святою личностью еще ярче осветила это славное русское имя».

«…Но для чего пережила тебя любовь моя?» Мария ЗАКОРЕЦКАЯ

http://rusedin.ru/2012/11/24/no-dlya-chego-perezhila-tebya-lyubov-moya/

ЗАКЛЮЧЕНІЕ МИРА ВЪ ТУРКМАНЧАЕ

В прежние времена практически каждый дипломат был еще и кадровым разведчиком. Как им был, например, Грибоедов. Он был отправлен императором в Персию именно как кадровый офицер разведки, а должность посла была фактически лишь прикрытием. Это хорошо понимали англичане, главные соперники России за влияние в этом регионе, которые делали все, чтобы ей там помешать. Именно английские агенты спровоцировали буйное восстание черни в Тегеране, растерзавшей Грибоедова. Это была героическая смерть не только великого поэта и русского посла, но и разведчика-дипломата, отважно выполнявшего свой долг перед родиной.

Источник

Скачать С.А.Грибоедов «Горе от ума