Иога́нн Во́льфганг фон Гёте (нем. Johann Wolfgang von Goethe немецкое произношение имени; 28 августа 1749, Франкфурт-на-Майне — 22 марта 1832, Веймар) — немецкий поэт, государственный деятель, мыслитель и естествоиспытатель.
Родился в старом немецком торговом городе Франкфурте-на-Майне в семье зажиточного бюргера Иоганна Каспара Гёте (1710—1782). Отец его был императорским советником, бывшим адвокатом.
Мать, Катарина Элизабет Гёте (урождённая Текстор, нем. Textor, 1731—1808), была дочерью городского старшины. В 1750 году в семье родился второй ребёнок, Корнелия. После неё родилось ещё четверо детей, умерших в младенчестве.
Отец Гёте был педантичным, требовательным, неэмоциональным, но честным человеком. От него сыну впоследствии передались тяга к знаниям, скрупулёзное внимание к деталям, аккуратность и стоицизм. Мать была полной противоположностью Иоганна Каспара. Она стала женой человека, к которому не питала особой любви, в возрасте семнадцати лет, а в восемнадцать родила первого ребенка. Однако Катарина искренне любила своего сына, который звал её «Frau Aja». Мать привила своему сыну любовь к сочинению историй, она была для Гёте образцом сердечной теплоты, мудрости и заботы. Катарина поддерживала переписку с Анной Амалией Брауншвейгской.
Дом Гёте был хорошо обставлен, там была обширная библиотека, благодаря которой писатель рано познакомился с «Илиадой», с «Метаморфозами» Овидия, прочитал в оригинале сочинения Вергилия и многих поэтов-современников. Это помогло ему восполнить пробелы в несколько лишённом системы домашнем образовании, которое началось в 1755 году с приглашением в дом учителей. Мальчик выучился, кроме немецкого языка, ещё французскому, латыни, греческому и итальянскому, причём последнему, слушая то, как отец обучает Корнелию[2]. Иоганн также получил уроки танцев, верховой езды и фехтования. Его отец был из тех, кто не удовлетворив собственные амбиции, стремился предоставить больше возможностей детям и дал им полноценное образование.
В 1765 году отправился в Лейпцигский университет, круг своего высшего образования завершил в Страсбургском университете в 1770 году, где защитил диссертацию на звание доктора права.
Занятие юриспруденцией мало привлекало Гёте, гораздо более интересовавшегося медициной (этот интерес привёл его впоследствии к занятиям анатомией и остеологией) и литературой. В Лейпциге он влюбляется в Кэтхен Шойнкопф и пишет о ней весёлые стихи в жанре рококо. Кроме стихов Гёте начинает писать и другое. Его ранние произведения отмечены чертами подражательности. Стихотворение «Höllenfahrt Christi» (1765) примыкает к духовным стихотворениям Крамера (круг Клопштока). Комедия «Die Mitschuldigen» (Совиновники), пастораль «Die Laune des Verliebten» (Каприз влюблённого), стихотворения «К луне», «Невинность» и др. входят в круг литературы рококо. Гёте пишет ряд тонких произведений, не открывающих, однако, его самобытности. Как и у поэтов рококо, любовь у него — чувственная забава, олицетворенная в резвом амуре, природа — мастерски выполненная декорация; он талантливо играет присущими поэзии рококо поэтическими формулами, хорошо владеет александрийским стихом и т. п.
Во Франкфурте Гёте серьёзно заболел. За полтора года, которые он из-за нескольких рецидивов пролежал в постели, его отношения с отцом сильно ухудшились. Скучая во время болезни, Иоганн написал криминальную комедию. В апреле 1770 года отец потерял терпение и Гёте покинул Франкфурт, чтобы закончить учёбу в Страсбурге, где и защитил диссертацию на звание доктора права.
Перелом в творчестве намечается именно там, где Гёте встречается с Гердером, знакомящим его со своими взглядами на поэзию и культуру. В Страсбурге Гёте находит себя как поэта. Он завязывает отношения с молодыми писателями, впоследствии видными деятелями эпохи «Бури и натиска» (Ленц, Вагнер). Заинтересовывается народной поэзией, в подражание которой пишет стихотворение «Heidenröslein» (Степная розочка) и др., Оссианом, Гомером, Шекспиром (речь о Шекспире — 1772), находит восторженные слова для оценки памятников готики — «Von deutscher Baukunst D. M. Erwini a Steinbach» (О немецком зодчестве Эрвина из Штейнбаха, 1771). Ближайшие годы проходят в интенсивной литературной работе, чему не может помешать юридическая практика, которой Гёте вынужден заниматься из уважения к отцу.
«У меня громадное преимущество, — говорил Гёте Эккерману, — благодаря тому, что я родился в такую эпоху, когда имели место величайшие мировые события, и они не прекращались в течение всей моей длинной жизни, так что я живой свидетель Семилетней войны, отпадения Америки от Англии, затем Французской революции и, наконец, всей наполеоновской эпохи, вплоть до гибели героя и последующих событий. Поэтому я пришёл к совершенно другим выводам и взглядам, чем это доступно другим, которые сейчас только родились и которые должны усваивать эти великие события из непонятных им книг».
В 1775 году Гёте был приглашён, как автор «Страдания юного Вертера», к Карлу Августу, герцогу Саксен-Веймар-Эйзенах. Гёте таким образом поселился в Веймаре, где он оставался до конца своей жизни. 14 октября 1806 года Иоганн узаконил отношения с Кристианой Вульпиус. К этому времени они уже имели несколько детей. Гёте умер в 1832 году в Веймаре.
ФАУСТ
Отрывок из статьи Дедюховой И.А «Математический курьез»
Вы вновь со мной, туманные виденья ,
Мне в юности мелькнувшие давно…
Вас удержу ль во власти вдохновенья?
Былым ли снам явиться вновь дано?
Из сумрака, из тьмы полузабвенья
Восстали вы… О, будь, что суждено!
Как в юности, ваш вид мне грудь волнует,
И дух мой снова чары ваши чует.
Вы принесли с собой воспоминанье
Весёлых дней и милых теней рой;
Воскресло вновь забытое сказанье
Любви и дружбы первой предо мной…
… В «Театральном вступлении» «Фауста» Гете Директор театра, Поэт и Комический актёр… обсуждают проблемы художественного творчества. Обычно этот разговор используется самыми скучными и наиболее непригодными к употреблению «деятелями искусств», которые кормятся за счет разного рода государственных дотаций. Типа их «искусство» служит не «праздной толпе», а своему исконному высокому и вечному назначению. Однако далее это назначение подменяется штампом «искусство ради искусства», когда от самого предназначение искусства остается одно ковыряние в носу типичной высокомерной образоващины, неспособной к производительному труду, а значит… и к самому творчеству!
Давайте не станем обсуждать денежные вопросы столь явно, как они обсуждаются в этом разговоре героев Гете, выражающих сомнения самого автора: так как же ему самому, конкретному Иоганну Вольфгангу Гете,соединить истинную поэзию и успех? Понятно, что мысль о «быстротечности времени и безвозвратно утраченной юности, питающей творческое вдохновение», тревожит самого Гете, а не этих троих, озабоченных сегодняшней выручкой от представления.
И уж точно не Директор, а сам Гете, в заключение даёт совет двум своим подчиненным «решительнее приступать к делу», добавляя, что в распоряжении Поэта и Актера все достижения его театра: «В дощатом этом балагане вы можете, как в мирозданье, пройти все ярусы подряд, сойти с небес сквозь землю в ад».
Обычно «Фауст» для рядового читателя вполне укладывается в его любовную историю с Маргаритой. Но сам Фауст — знаковый герой для Гете, намного значительнее искусительного начала темной стороны человеческой души, олицетворяемого Мефистофелем.
«Пока он жив — ты можешь гнать его по всем уступам!» — говорит Господь Мефистофелю, когда они спорят о душе… полноте! При чем же здесь некий господин с фамилией бухгалтера из Бердичева? Они спорят о нас с вами, о нашей душе! Прямо в сердце каждого!
Фауст — это человек »из толпы», любой из нас, проходящий через свойственные каждому возрасту искушения. И как только заканчивается его условная молодость столь же условной, театральной »жизни» в объятиях Мефистофеля, когда он походя успевает уничтожить и необычайный дар свыше в виде Маргариты, — он сталкивается с куда большим искушением более зрелого человека… деньгами.
Все-таки «более зрелого» или «более взрослого«?.. В предыдущей фразе я задумалась над этим определением, вспомнив детские игры «в магазинчики», когда мы на бумажках писали с девочками «100 рублей» — и фантазировали, как сами покупаем все, что нам нравится. И последующие сцены искушения Фауста более «значимыми», более «существенными» вещами, чем любовь Маргариты, которой нечего отдать, кроме себя самой, собственной молодости и чистой души, — слишком напомнили мне те детские игры.
К сожалению, взросление многих наших знакомых — отнюдь не связано с приобретением жизненной зрелости. Но это, конечно, их личное дело. Однако мы видели, что люди идут на выборы в качестве кандидатов на высшие должности в государстве… так и не обретя никакой зрелости… и только потому, что назначение на государственные должности связывается сегодня в России с определенным кругом знакомств по школе и даче, а не с образованием, профессиональной принадлежностью, не с личными достижениями и… не с приобретенной в ходе осмысления собственных ошибок — человеческой зрелостью. […]
…что же происходит дальше с Фаустом, который уже имеет четыре скелета в своем шкафу: Маргарита, ее мать, ее брат и новорожденное дитя Маргариты?..
Вместе с Фаустом и мы, потихоньку на свой лад обзаводясь собственными скелетами в шкафу, подходим к «более серьезным» решениям из «взрослой жизни»… о деньгах, о славе, о роскоши, о собственности, на которую еще надо доказать свои права.
Чем большее значение для нас имеет осознание собственных ошибок, тем легче делается выбор в дальнейшем. И все более странно слышать от сетевых анонимов: «Я всегда был порядочным человеком!» Если человек хоть один час порядочным — он ценит это качество в других, зная, что порядочность — это, прежде всего, беспощадная оценка собственных ошибок.
Вот и мы, чувствуя толику порядочности в Фаусте, понимаем, что после таких »скелетов», которыми он обзавелся сразу же после близкого знакомства со своим веселым прагматичным дружком, — вряд ли он станет «эффективным собственником», с пеной у рта доказывая, как много прав он имеет на то, что никогда ему не принадлежало и принадлежать не могло. В нем не чувствуется самого стремления к немедленному сказочному обогащению.
Понятно, что путь к подобному обогащению потому и выглядит «сказочным» и «мгновенным», что усеян скелетами тех, кто создан специально для нас, чтобы мы любили и были любимы, чтобы мы были по-настоящему счастливы.
Куда же идти после такого?.. Ну, наверно, к почестям и славе… к человеческим почестям, к славе в нашем суетном бытии. Вот и Мефистофель приводит Фауста к императорскому двору — в «зеницу славы и почестей». Куда ж еще?..
Неправда ли, каждый из нас не раз мечтал о таком друге… искреннем, с большими связями. Вот только отчего-то нас «проводят по связям» каждый раз, когда в самой «зенице славы» вся катится к неминуемому закату, все «дышит на ладан»… когда мы понимаем, что сейчас за всю эту «приватизацию» нам придется пахать, не покладая рук, на очередной «национализации». И после не факт, что нас пригласят даже к столу.
Вот и в той «зенице», куда Мефистофель приводит Фауста, мы наблюдаем полнейший упадок из-за… оскудения казны, потраченной в Кушевелях задолго до их появления. Налицо «глобальный экономический кризис», а никто на дощатом помосте, превращенном в «зеницу славы» театральными постановщиками, не знает, как поправить дело. А Мефистофель, выдавший себя за шута… или главу Министерства развития регионов «зеницы славы» предлагает план пополнения денежных запасов, который вскоре блестяще реализует. Он пускает в обращение ценные бумаги, залогом которых объявлено содержание земных недр.
Знакомая метода? Все речи, которые мы слышим сегодня в нашей реальности от «прогрессивных людей нашего времени» — давным-давно есть в «Фаусте» Гете. Однако там их с ласковой вкратчивостью произносит… дьявол, уверяя, что в земле по нашу душу хранится еще множество золота, которое рано или поздно будет найдено, и это покроет стоимость бумаг…очередного МММ.
При оскудевшем дворе Императора шут-Мефистофель предлагает… бумажные деньги и просто бумажки-акции, которые должны навсегда заменить собою благородный металл.
«Одураченные» им люди охотно покупают акции, «и деньги потекли из кошелька к виноторговцу, в лавку мясника. Полмира запило, и у портного другая половина шьёт обновы».
Но разве кто-то из них забыл строчку «в поте лица зарабатывай хлеб свой насущный»? Разве никто из них не знает, что не может закладывать собственное будущее, поскольку это единственное, чем никто из нас не может владеть вполне?..
«Человек не просто смертен, а внезапно смертен». И на самом деле, наша жизнь — это то, что проходит мимо, когда наши жизни крадут люди, искренне считающие, что 5 копеек могут волшебным образом превратиться в 50 копеек. Те люди, которые считают, будто можно обратиться к дьяволу ради «осуществления высоких целей».
Нет ничего выше жизни честного порядочного человека, господа. Это, пожалуй, единственная цель существования всего человечества.
Вот и у Фауста под конец жизни возникла высокая цель — строительство плотины. Он жаждет приступить к осуществлению своего заветного замысла, но ему мешает сущий пустяк. На месте будущей плотины стоит хижина старых бедняков — Филемона и Бавкиды. Упрямые старики не желают покидать своё жилище, хотя Фауст и предложил им другой кров.
В нетерпении (ведь и он немолод, времени у него нет), он просит дьявола помочь справиться с упрямцами. И тот «справляется» на свой лад. Мефистофель со стражниками убивают гостя почтенной четы, старики умирают от потрясения, а хижина занимается пламенем от случайной искры. А что же Фауст? Он находит местечко обгоревшим скелетам стариков на своей бесконечной вешалке: «Я мену предлагал со мной, а не насилье, не разбой. За глухоту к моим словам проклятье вам, проклятье вам!»
Немудрено, что после случая с помешавшими его «возрождению» стариками Фауст слепнет. Он лишь ослеп физически, поскольку всегда был слеп душевно. Казалось бы, он должен почувствовать сгустившуюся вокруг него Тьму. Но в таком положении он слышит лишь то, что ему хочется услышать: стук лопат, движение, голоса. Ему кажется, что он, наконец, приблизился к своей заветной цели, которая оправдает все прежние «неудачи»!
Фауст отдает лихорадочные команды строителям, которых не видит: «Вставайте на работу дружным скопом! Рассыпьтесь цепью, где я укажу. Кирки, лопаты, тачки землекопам! Выравнивайте вал по чертежу!»
Вокруг незрячего Фауста копошатся в земле не землекопы, а отвратительные лемуры, злые духи. По указке Мефистофеля они роют его могилу.
А Фауст исполнен счастья… свершения высокой жизненной цели. В очередном монологе он разглагольствует об опыте, обретённом на трагическом пути познания. И как-то незаметно для самого себя, в ходе всей этой болтовни он начинает понимать, что не власть, не богатство, не слава, даже не обладание самой прекрасной на земле женщиной дарует подлинно высший миг существования. Только общее деяние, одинаково нужное всем и осознанное каждым, может придать жизни высшую полноту.
Кстати, вывод отлично вписывается в системный анализ! Фауст делает еще шажок: «лишь тот, кем бой за жизнь изведан, жизнь и свободу заслужил». А дальше он не столько в логике рассуждения, сколько в рифму и на автомате делает вошебный вывод о том, что он переживает свой высший миг и что «народ свободный на земле свободной» представляется ему такой грандиозной картиной, что он мог бы навсегда остановить это мгновение.
Уверена, что как раз Фауст не раз возмущался «народом-дебилом» и «народом-идиотом», в особенности, когда пытался выселить парочку стариков. А вот поди ж ты… получилось!
Конечно, жизнь его немедленно прекращается, он падает бездыханным, а Мефистофель предвкушает момент, когда по праву завладеет его душой. Однако в последнюю минуту ангелы уносят душу Фауста прямо перед его носом (или что там у него вместо носа).
Впервые Мефистофелю изменяет самообладание, он неистовствует и проклинает сам себя в бурном эмоциональном монологе. Ну и, действительно. Вкалывать все представление на дощатом помосте так, чтобы под занавес сделать из Фауста святого… это тоже надо суметь отличиться.
Фауст спасен, потому что не впал в отчаяние и в полной Тьме, поглотившей весь его мир, впервые… подумал не о себе. Хотя, согласитесь, можно понять столь одаренного человека, который пытается всего лишь преодолеть барьеры — способами, которыми не должны пользоваться порядочные люди, осознавшие, куда ведут подобные пути «развития личности».
Вот и получается, что можно шагнуть вперед только с криком «За Родину!» А вот нести гордо по жизни стяг «За меня-любимого!» получается достаточно отвратительно.
Только каких Гретхен убережет мое замечание, если и «Фауст» Гете уберег немногих. «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал».
Но… такова уж логика жизни, ничего не попишешь. Просто не стоит слепнуть раньше времени, чтобы до самого последнего ее мига видеть глаза тех, кто создан лишь для того, чтобы мы были счастливы.
Скачать Гете «Фауст»
нужное всем