Марк Туллий Цицерон «Речь в защиту Секста Росция»

Марк Туллий Цицерон (лат. Marcus Tullius Cicero; 3 января 106 до н. э., Арпинум — 7 декабря 43 до н. э., Формия) — древнеримский политик и философ, блестящий оратор.

Цицерон родился в семье, принадлежавшей к сословию всадников, в небольшом городке Арпине. Когда будущему оратору исполнилось 15 лет, его отец переехал в Рим, чтобы дать своим сыновьям хорошее образование.
Одну из первых своих речей, дошедших до наших дней, «В защиту Росция», Цицерон произнёс в порицание вольноотпущенника и любимца диктатора Суллы, что было рискованным шагом во время, когда Сулла широко использовал проскрипционные казни с целью избавления от неугодных. Опасаясь мести диктатора, выигравший процесс Цицерон отправился в Афины, где продолжил изучать философию и риторику.

В 75 году до н. э. Цицерон был избран квестором и получил назначение на Сицилию, где руководил вывозом зерна в период нехватки хлеба в Риме. Своей справедливостью и честностью он заслужил уважение сицилийцев, однако в Риме его успехи были практически не замечены. Плутарх следующим образом описывает его возвращение в столицу: «В Кампании ему встретился один видный римлянин, которого он считал своим другом, и Цицерон, в уверенности, что Рим полон славою его имени и
деяний, спросил, как судят граждане об его поступках. «Погоди-ка, Цицерон, а где же ты был в последнее время?» — услыхал он в ответ, и сразу же совершенно пал духом, ибо понял, что молва о нём потерялась в городе, словно канула в безбрежное море, так ничего и не прибавив к прежней его известности.»

Более широкую известность Цицерон приобрел после дела Верреса, бывшего наместника Сицилии. В 70 году до н. э., подавая против Верреса иск о вымогательстве, сицилийцы обратились к Цицерону за помощью, помня о его ораторских талантах. Преторы, подкупленные Верресом, так затянули разбирательство, что не оставили Цицерону времени для произнесения обвинительной речи до начала праздников, однако он настолько умело представил судьям доказательства и показания свидетелей, обвинявших наместника во взяточничестве, вымогательствах, прямом грабеже и убийствах сицилийцев и даже римских граждан, что его выступление решило дело, и Веррес был вынужден отправиться в изгнание.

В 69 году до н. э. Цицерон избирается курульным эдилом, а в 66 году до н. э. — претором.

В 63 году до н. э. Цицерон был избран на должность консула, будучи первым за предыдущие 30 лет «новым человеком», достигшим этого поста. Его избранию способствовало то, что его соперник, Катилина, открыто говорил о своей готовности к революционным преобразованиям в случае получения должности консула. Это сильно обеспокоило римлян, и предпочтение было в итоге отдано Цицерону.

После убийства Цезаря в 44 году до н. э. Цицерон вернулся к политике, решив, что со смертью диктатора республика может быть восстановлена.

В борьбе за власть между Марком Антонием и молодым Октавианом, наследником Цезаря, он принял сторону последнего, считая, что сможет манипулировать юношей и с его помощью добиться власти. С целью ослабления позиции Антония он произнёс 14 направленных против него речей, которые он назвал «филиппиками» по аналогии с речами Демосфена, в которых он обличал Филиппа Македонского. Однако когда Октавиан благодаря поддержке, оказанной ему Цицероном, пришёл к власти, он заключил союз с Антонием и Лепидом, образовав Второй Триумвират. Антоний добился того, чтобы имя Цицерона вошло в проскрипционные списки «врагов народа», которые триумвиры обнародовали немедленно после образования союза.

Цицерон был убит при попытке к бегству 7 декабря 43 года до н. э. Когда Цицерон заметил догоняющих его убийц, он приказал рабам, несущим его: «Поставьте тут же паланкин», а потом, высунув голову из-за занавеси, подставил шею под меч центуриона, посланного убить его. Его отрубленные голова и правая рука были доставлены Антонию и затем помещены на ораторской трибуне форума.

(По материалам Википедии)

Речью «В защиту Росция» Марк Туллий Цицерон достиг успеха, прежде всего потому, что рассматривал это дело не частным случаем судебной практики, не личным делом своего подзащитного, а поднял его на уровень государственного интереса. Он был вынужден говорить о состоянии дел в государстве, где, по его словам, «разучились не только прощать проступки, но и расследовать преступления». Это непростое дело скромного выходца из провинции Росция, несправедливо обвиненного родственниками в убийстве собственного отца, в действительности было тяжбой между представителями старинных римских родов, утративших свое влияние при сулланском режиме (прим. 82-79 гг. до н.э.), и безродными ставленниками диктатора. Важно отметить, что Цицерон лично побывал в Америи и на месте расследовал обстоятельства преступления, вследствие чего просил у суда 108 дней для подготовки процесса.

Такая подготовка была благопристойным поводом для отъезда, поскольку уже в процессе Росция Цицерон показал себя талантливым учеником греков и известного ритора Аполлония Молона, у которого молодой оратор получил образование в Риме. Необходимо указать, что речь Цицерона «В защиту Росция» построена по всем правилам ораторского мастерства – с жалобами на молодость и неопытность защитника, увещеванием судей, прямыми речами от имени обвиняемого, а также опровержением доводов обвинения. Немаловажно и то, что в развенчании утверждений обвинителя Гая Эруция, пытавшегося доказать, что Росций – отцеубийца, Цицерон прибегает к греческому искусству этопеи, опиравшемуся на характеристику обвиняемого, который не мог бы совершить столь ужасного поступка. Вот как говорит об этом Цицерон:

Секст Росций убил своего отца. – “Что он за человек? Испорченный юнец, подученный негодяями?” – “Да ему за сорок лет”. – “Тогда его на это злодеяние, конечно, натолкнули расточительность, огромные долги и неукротимые страсти”. По обвинению в расточительности его оправдал Эруций, сказав, что он едва ли был хотя бы на одной пирушке. Долгов у него никогда не было. Что касается страстей, то какие страсти могут быть у человека, который, как заявил сам обвинитель, всегда жил в деревне, занимаясь сельским хозяйством? Ведь такая жизнь весьма далека от страстей и учит сознанию долга.

Важность дела Росция заключалась в том, что, по словам Цицерона, «после долгого перерыва» впервые происходил «суд по делу об убийстве, а между тем за это время были совершены гнуснейшие и чудовищные убийства». Тем самым защитник намекает на события гражданской войны 83—82 гг. до н. э. и сулланские репрессии, обращенные против всех несогласных с диктаторским режимом. Отца обвиняемого, очень богатого по тем временам человека, его дальние родственники, прибегнув к помощи влиятельного фаворита Суллы Корнелия Хризогона, попытались уже после совершения убийства внести в проскрипционные списки, а имущество, продав за бесценок, распределить между собой. Исполнению замыслов «бесчестных наглецов», как именует их Цицерон, мешал законный наследник, которого и попытались обвинить в отцеубийстве.

Именно поэтому в данном деле защитник не столько говорит о невиновности обвиняемого (она для всех очевидна), сколько разоблачает алчность преступников, наживающихся на гибели сограждан, и тех, кто пользуется связями для сокрытия преступлений. Цицерон обращается к судьям не с лестью, а с требованием «возможно строже покарать за злодеяния, возможно смелее дать отпор наглейшим людям»:

«Если вы в этом судебном деле не покажете, каковы ваши взгляды, то жадность, преступность и дерзость способны дойти до того, что не только тайно, но даже здесь на форуме, у ваших ног, судьи, прямо между скамьями будут происходить убийства».

Процесс был выигран, и оратор приобрел большую популярность в народе благодаря своей оппозиции местной аристократии. Однако, опасаясь мести многочисленных сторонников Суллы, Цицерон на два года отправился в Афины и на остров Родос, якобы ввиду необходимости более глубокого изучения философии и ораторского искусства. Там он снова обучался у Молона, впоследствии оказавшего сильное влияние на стиль Цицерона – с этого времени оратор стал придерживаться «среднего» стиля красноречия, занимавшего середину между азианским и умеренным аттическим стилями.

Отрывок из книги И.А. Дедюховой «Нравственный критерии анализа. Часть I»

В широко известном восклицании Цицерона «О времена! О нравы!» нормы сложившихся общественных отношений на уровне «прилично/неприлично» — привязываются к определенному временному периоду. Впрочем, время определяет не сами нравы, а сложность проявления лучших человеческих качеств, совокупность рисков сохранения в себе человеческого достоинства.

Ценность нравственной позиции заключается как раз в неизменности представлений о добре и зле – вне зависимости от тех условий, в которых протекает человеческая жизнь. Нам и сегодня вполне понятны духовные стремления и поступки людей далекого прошлого. Нравственные критерии остаются неизменными, не меняясь с местом и временем, поэтому мы легко входим в прозаическую ткань исторического романа, ориентируясь среди персонажей хотя бы на уровне плохой/хороший. А изречение Цицерона превратилось в афоризм, поскольку люди частенько употребляли его для характеристики современной им действительности.

Античность вообще дала многообразную основу определения нравственности, как совокупности общепринятых общественных нравов, т.е. того, что принято в современном обществе, а что не может являться общепринятой нормой в конкретный временной отрезок.

О времена, о нравы! Сенат отлично все знает, консул видит, а он все еще жив! Жив? Мало того, он является в сенат, желает быть участником в обсуждении государственных дел; он взором своим намечает и предназначает к смерти из нас — то одного, то другого. А мы — подумаешь, храбрые люди! — воображаем, что все делаем для спасения государства, если стараемся уклониться от безумных его выходок, от его покушений! На смерть тебя, Катилина, давно уже нужно отправить приказом консула, на твою голову обратить эту гибель, которую ты замышляешь против нас.

Была, была некогда в нашем государстве такая славная доблесть, что люди решительные дерзали укрощать вредного гражданина более суровыми мерами, чем самого жестокого врага. И сейчас, Катилина, есть у нас против тебя сенатское постановление огромной силы и важности; государство имеет мудрое предуказание сената; мы, мы, говорю открыто, мы, консулы, медлим!

[Из речи Цицерона против вольноотпущенника Катилины]

Чезаре Маккари (1840 — 1919) «Цицерон обличает Катилину» (1882—1888 гг.)

Цицерон снискал широкую известность выступлениями против вольноотпущенника Катилины, любимца диктатора Суллы, и в ходе процесса против наместника Сицилии Вереса. Он произнес речи в защиту общественных нравов — против людей, пользовавшихся близостью к власти в своих личных интересах. С его стороны участие в этих делах было изначально безнадежным шагом, но общественная поддержка в этих процессах была целиком на его стороне, поскольку он выступал с нравственных позиций, требуя справедливости.

Его речи дошли до нас наравне с памятниками литературного творчества, что само по себе доказывает, насколько важны для человеческой цивилизации именно нравственные критерии поведения в обществе.

Вижу, я судьи, ни у кого нет сомнения в том, что К. Веррес на глазах у всех ограбил в Сицилии все здания — как священные, так и мирские, как частные, так и общественные, и что, совершая всякого рода воровство и грабеж, он не только не чувствовал страха перед богами, но даже не скрывал свои преступления. Однако против меня выставляется особого рода защита, пышная и великолепная: мне следует заранее обдумать, судьи, какими средствами отразить ее. Дело ставят так, что провинция Сицилия благодаря его доблести и исключительной бдительности в смутные и тревожные времена была сохранена в безопасности от беглых рабов и вообще от опасностей войны. Что мне делать, судьи? На чем мне сосредоточить основу моего обвинения? Куда обратиться? Всем моим натискам противопоставляется, словно какой-то барьер, эта слава хорошего полководца. Я знаю этот прием, вижу, в каком пункте будет торжествовать Гортензий [Известный римский оратор, противник Цицерона, защищавший Вереса]. Он опишет опасность войны, трудные времена государства, недостаток в командирах, затем станет умолять вас, а далее выставит якобы справедливое требование, чтобы вы не дозволили сицилийцам их показаниями отнять такого главнокомандующего у римского народа, чтобы по вашей воле обвинение в алчности не затмило его славу хорошего полководца.

[Из речи Цицерона против Верреса]

В речи Цицерона против известного полководца Вереса перечисляются его безусловные заслуги в «смутные и тревожные времена», которые его защитник Гортензий неоднократно напоминал присутствующим, отмечая, что ни обвинители, ни судьи не имеют таких личных заслуг перед Отечеством.

Вместо того, чтобы отрицать всем известные факты, Цицерон, выступая против мощной официальной защиты Вереса, сам перечисляет достоинства обвиняемого, показывая, глубину его нравственного падения именно на фоне его безупречной репутации «главнокомандующего римского народа». Цицерон доказывает, что прежняя безупречная служба на благо Отечеству не давала нравственного права известному полководцу грабить и разорять сицилийцев, т.е. делая то, что не смогли сделать их военные противники и беглые рабы, от которых Верес защитил сограждан в свое время.

Цицерон впервые говорит о том, что от внешней угрозы обществу защититься намного проще, чем от человека, облеченного властью, проявляющего безнравственное отношение к собственным гражданам, считая, что они многим обязаны ему за прежние заслуги.

Биография Цицерона с его жизненными взлетами и падениями, может сама по себе являться обоснованием особой важности нравственного выбора для публичной фигуры. К сожалению, абсолютно правильное нравственное понимание дел Катилины и Вереса, не уберегло самого Цицерона от тех же ошибок. Он начинает болезненно воспринимать то, что многие его нравственные поступки сограждане воспринимают как должное, не замечая, что во многом это происходит и под влиянием его речей, где он доказывал, насколько естественно для человека быть нравственным, а не наоборот. Тем не менее, его карьера идет в гору, а слава и влияние Цицерона достигают своего пика так, что, восхваляя его решительные действия, Катон публично называет его «отцом отечества».

Однако в это же время Плутарх пишет: «Многие прониклись к нему неприязнью и даже ненавистью — не за какой-нибудь дурной поступок, но лишь потому, что он без конца восхвалял самого себя. Ни сенату, ни народу, ни судьям не удавалось собраться и разойтись, не выслушав ещё раз старой песни про Катилину … он наводнил похвальбами свои книги и сочинения, а его речи, всегда такие благозвучные и чарующие, сделались мукою для слушателей.»

Плутарх отмечает, что Цицерон не сделал ничего дурного, он выставил личные интересы выше общественных иным путем, не «распиливанием бюджета» или грабежом мирного населения непомерными поборами. Но он в точности так же в каждой речи позволял себе упрек всему обществу в «старой песни про Катилину», как его противник Гортензий пытался упрекнуть общество заслугами Вереса.

С литературной точки зрения, ораторская деятельность Цицерона в этот период идет по изначально безнравственному пути, поскольку он сам пытается создавать в речах свой образ, — вне общественной критики, исключая любую стороннюю оценку собственной личности, в сущности, навязывая обществу собственный культ.

Но, полностью исключая общественное мнение из нравственной оценки собственной личности, — Цицерон терпит настоящий крах всех своих надежд.

В борьбе за власть между Марком Антонием и молодым Октавианом, наследником Цезаря, он принял сторону последнего отнюдь не из нравственных соображений или государственных интересов. Он решил, что сможет манипулировать юношей и с его помощью добиться личной безраздельной власти.

С целью ослабления позиции Антония он произнёс 14 направленных против него речей, которые он назвал «филиппиками» по аналогии с речами Демосфена, в которых он обличал Филиппа Македонского. Однако когда Октавиан, благодаря поддержке, оказанной ему Цицероном, пришёл к власти, он немедленно включил имя Цицерона в проскрипционные² списки «врагов народа».

Но вначале к его речам, избыточно наполненными моралью и нравоучениями за гранью личной скромности, с игнорированием общественного мнения, — стали оставаться равнодушными слушатели и читатели из-за безнравственного снижения требовательности к самому себе.

Говоря об общественно значимых вещах, Цицерон мог использовать свой личный опыт, но не в качестве самооправдания и самовосхваления, выдвигая себя самого за рамки общественной критики и, в конечном счете, за рамки общества, — а лишь для того, чтобы полнее раскрыть мысль, объяснить, что именно подтолкнуло его прийти к таким выводам.

Его публичная деятельность в определенный момент, когда Цицерон уже мог считать, что «жизнь удалась», — начала рушиться из-за отсутствия элементарного сопереживания, которое уже не могли вызвать в согражданах его блестящие речи «немного о себе». Хотя при его славе и известности, блестящей карьере, он мог счесть пустяком то, что его… перестали слышать.

Он не понимал, что попытка вознестись над обществом в речах – показывала тот же уровень нравственного падения, отмеченный им у полководца Вереса, когда он стал глух к мнениям сограждан.

Плутарх лишь отражает сложившее двойственное мнение о жизни Цицерона, повторяет уже данную ему оценку, закрепившуюся в общественном мнении. Здесь особенно интересно, что наиболее рискованные поступки Цицерона, продиктованные его нравственной позицией, — «сходят ему с рук», способствуют широкой известности, к которой он так стремился. Более того, именно они увековечивают его имя. А вот весьма расчетливые «филиппики» в поддержку Октавиана, — приводят его к гибели.

С этих пор слово «филиппика» носит уничижительный характер в отношении набора пышных никчемных эпитетов, не только не соответствующих реальности, но сказанных вне нравственной оценки, «ради красного словца».