«Голый король» — пьеса в двух действиях Евгения Шварца, созданная по мотивам сказок Х. К. Андерсена «Новое платье короля», «Свинопас» и «Принцесса на горошине».

Написанная в 1934 году, пьеса Е. Шварца, с её опасными аллюзиями, впервые была издана лишь в 1960-м. «Голый король» не был поставлен на сцене при жизни драматурга, но именно эта пьеса впоследствии принесла ему широкую известность. Составляет наряду с «Драконом» и «Тенью» трилогию пьес-памфлетов.

Первая редакция пьесы называлась «Принцесса и свинопас». «Голый король» — вторая редакция.

Принцесса Генриетта влюбляется в свинопаса Генриха. Отец принцессы не рад выбору дочери и собирается выдать её замуж за короля из соседнего королевства. Генрих пытается расстроить намечающуюся свадьбу, а отец принцессы старается как можно быстрее её устроить.

В 1960 году при поддержке Олега Ефремова пьесу Е. Шварца в «Современнике» поставила Маргарита Микаэлян^[1]. Короля играл Евгений Евстигнеев, Первого министра — Игорь Кваша, Министра нежных чувств — Виктор Сергачёв, Принцессу — Нина Дорошина. «Голый король» стал одним из лучших спектаклей театра и украшал его репертуар на протяжении многих лет, пока не распался актёрский ансамбль. «Актёры „Современника“, — пишет А. Смелянский, — сыграли сказку Е. Шварца с отвагой канатоходцев, балансирующих над пропастью. Сказочный колорит не помешал им сохранить сходство министров, королей, официальных поэтов и придворных с совсем не сказочными советскими прототипами»^[2]. «Голый король», по свидетельству Ефремова, пользовался успехом и у опальных партийных чиновников^[2]. В этом спектакле впервые в полной мере раскрылся незаурядный талант Евстигнеева: «Он попал на роль Короля, — вспоминал Олег Табаков, — и сразу занял то место, какое солнце занимает по отношению к другим планетам, вокруг него кружащимся. Он стал актёрским солнцем нашего театра»^[2].

В 1991 году «Голый король» был поставлен Александром Горбанем в театре «Сатирикон». Премьера состоялась 27 июня. Главные роли сыграли Владимир Большов, Фёдор Добронравов.

В культуре

• В 2002 году Леонид Филатов выпустил пьесу в стихах под названием «Ещё раз о голом короле», являющуюся пародией на пьесу Шварца, и посвятил её памяти Евгения Евстигнеева.

На Вики-чтение есть отрывок из странного труда «Олег Табаков. Либеральный русский театр» Раззакова Федора Ибатовича, посвященный постановке пьесы в театре «Современник».

«Голый король»

Настоящая слава пришла к театру «Современник» в 1960 году с выходом спектакля «Голый король» по пьесе Е. Шварца. Это произведение было написано в 1934 году, но более четверти века нигде не издавалось. Почему? Это была остросатирическая вещь с политическими аллюзиями (их потом будут называть «фигами в кармане»). В «Современник» ее принесла режиссер Маргарита Микаэлян (Гордон), которая работала в этом театре с 1959 года (со спектакля «Возвращение легенды»). Вот ее собственный рассказ на эту тему:

«Начиналось это в 1959 году так.

Я вылетела пулей из здания МХАТа, где размещался в одной комнате театр «Современник». Только что Олег Ефремов предложил мне поставить спектакль:

— Ну, найди какую-нибудь сказочку.

В воздухе чувствовалось приближение весны, снег стаял, и солнце уже слегка припекало. Казалось, что никто никуда не торопится. И только я, как безумная, мчалась в сторону площади Пушкина, в ВТО, и там, в ресторане, разыскала Семена Дрейдена, друга Евгения Шварца и знатока его творчества. Он сидел за столиком, накрытым серой замызганной скатертью, один, обложенный кипой книг, и вкушал завтрак. Из-за бархатной занавески выплыл официант, шмякнул на его стол тарелку с фирменной закуской — красной маринованной капустой — и вяло удалился. Мой взъерошенный вид нисколько не нарушил покоя Дрейдена.

— У Шварца, — запыхавшись начала я, — есть пьеса, которую никогда никто не ставил?

Он не торопился. Сделал глоток воды, вытер рот мятой салфеткой и, выдержав солидную паузу, сказал:

— Есть.

Я замерла в ожидании.

— «Голый король»…»

Сюжет в пьесе вращался вокруг следующих событий. Принцесса Генриетта влюбляется в свинопаса Генриха. Король, отец принцессы, не рад выбору дочери и собирается выдать её замуж за короля из соседнего королевства. Генрих пытается расстроить намечающуюся свадьбу, а отец принцессы старается как можно быстрее её устроить. Вроде невинный сюжетец. Но сколько в нем было спрятано «фиг», направленных в сторону советской действительности! Например, такая. Принцесса говорит: «Здесь все это… ну, как… его, мили…… милитаризовано… Все под барабан. Деревья в саду выстроены взводными колоннами. Птицы летают побатальонно. И кроме того, эти ужасные, освященные веками традиции, от которых уже совершенно нельзя жить… Цветы в саду пудрят. Кошек бреют, оставляя только бакенбарды и кисточку на хвосте. И все это нельзя нарушить — иначе погибнет государство».

А эти слова звучали уже из уст Камердинера (Михаил Козаков): «Господа ткачи!.. Предупреждаю вас: ни слова о наших национальных, многовековых, освященных самим Создателем традициях. Наше государство высшее в этом мире! Если вы будете сомневаться в этом, вас, невзирая на ваш возраст…» — и шепчет что-то на ухо Христиану. Тот: «Не может быть!» Камердинер: «Факт. Чтобы от вас не родились дети с наклонностями к критике».

В другой сцене Король беседует с Ученым на предмет родословной Принцессы.

Ученый: «…Когда Адам…»

Король: «Какой ужас! Принцесса — еврейка?»

Ученый. «Что вы, Ваше Величество!»

Король. «Но ведь Адам был еврей?»

Ученый. «Это спорный вопрос, Ваше Величество. У меня есть сведения, что он был караим».

Король. «Ну то-то. Мне главное, чтобы принцесса была чистой крови. Это сейчас очень модно, а я франт…»

Еще более смешно и остро выглядел разговор Первого министра с Королем.

Первый министр: «Ваше Величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь!»

Король (он очень доволен): «Ну-ну! Зачем, зачем!»

Первый министр: «Нет. Мне себя не перебороть… Простите мне мою разнузданность — вы великан! Светило!..»

Учитывая, что в те годы уже вовсю начали славословить по адресу «кремлевского светила» Н. Хрущева, это место в пьесе вызывало дружный хохот в зале.

Ефремов с самого начала был на этой постановке художественным руководителем, отдав режиссуру Микаэлян. Но был момент, когда во время репетиций Игорь Кваша, игравший роль Первого министра, выступил против Микаэлян и потребовал заменить ее Ефремовым. Но это требование никто больше не поддержал.

Олегу Табакову в этой постановке досталось сразу… три роли. Правда, небольшие. Первая роль — Дирижер с головой Бетховена (у него волосы были до плеч), вторая роль — Повар, который постоянно чихал, и, наконец, третья роль — человек из народа. Эту роль Табаков любил меньше всего, поэтому во время представления (в сцене ликования народа) старался по-быстрому отликовать и «слинять» со сцены за кулисы. То ли он не любил ликования, то ли уже тогда начал терять глубинную связь с народом.

А теперь послушаем мнение критика А. Смелянского: «Актеры «Современника» сыграли сказку Е. Шварца с отвагой канатоходцев, балансирующих над пропастью. Сказочный колорит не помешал им сохранить сходство министров, королей, официальных поэтов и придворных с совсем не сказочными советскими прототипами. Обвал смеха сопровождал спектакль, его ударные репризы и намеки. Когда Игорь Кваша (он играл Первого министра) «прямо, грубо, по-стариковски» резал Королю «правду-матку» о том, какой он, Король, мудрый и гениальный, то в этом был не только намек на нравы российского партийного двора, но нечто большее. Актер ухватывал тип советского выдвиженца и жополиза, того самого простого, цепкого малого «из низов», который стоял у каждого перед глазами.

Сцена из спектакля «Голый король» по пьесе Е. Шварца. 1960 год

Молодой актер Олег Табаков во время визита в Саратов. 1961 год

В «Голом короле» открылось дарование Евгения Евстигнеева, одного из основных ефремовских спутников по всей его жизни. В сценических созданиях Евстигнеева и в самой его актерской технике свободно соединялись потрясающая житейская узнаваемость с легкой театральной игрой, доходящей иногда до трюка, почти циркового. В пьесе Шварца он впервые предъявил свои уникальные возможности. Играл он Короля-жениха, отказавшись живописать диктатора или тирана. Солнце и средоточие вселенной — в евстигнеевском варианте — было полным и абсолютным ничтожеством. Майя Туровская тогда писала: «Очень трудно играть ничто, от которого зависит все». Евстигнеев играл вот такое «ничто» каждое слово и даже каприз которого становились законом. О. Табаков, вспоминая Евстигнеева в той работе, уточнил: «Он попал на роль Короля и сразу занял то место, какое солнце занимает по отношению к другим планетам, вокруг него кружащимся. Он стал актерским солнцем нашего театра».

С течением времени сюжет спектакля оказался своего рода лакмусовой бумагой для проверки лояльности советских чиновников высшего ранга. Олег Ефремов рассказывал, что как только кто-нибудь из высших сфер заканчивал карьеру и падал вниз, первой его акцией в новой жизни было посещение спектакля «Голый король». Никита Хрущев (естественно, после октября 1964 года) тоже стал добросовестным зрителем сказки. И он от души смеялся над системой, которую пытался реформировать…»

Этот спектакль, буквально переполненный «фигами в кармане», был типичным выхлестом той самой сатиры, на которую всегда была так горазда советская интеллигенция еврейского происхождения. Судите сами. Пьесу написал Евгений Шварц, срежиссировала Маргарита Гордон (по мужу Микаэлян), музыку сочинил композитор Эдуард Колмановский, текст к песням написал Михаил Светлов (Шейнкман), декорации изготовил художник Валентин Доррер.

Премьеру «Голого короля» показали 24 марта 1960 года в Ленинграде. На этом показе была вся тамошняя творческая элита, которая встретила показ «на ура». Каждая «фига», звучавшая со сцены, сопровождалась аплодисментами и хохотом. А перед этим толпа с улицы выломала дверь и хлынула в зрительный зал, сметая на своем пути всех. Вызвали конную милицию.

Кстати, на всех афишах значилась лишь фамилия Маргариты Микаэлян, а вот фамилия Ефремова, хотя он и был худруком этой постановки, отсутствовала. Почему? Кто-то уверен, что Ефремов, зная о том, какая скандальная слава ждет спектакль, попросту не захотел подставляться. Сама Микаэлян уверена в том, что Ефремов вовсе не струсил, а сделал это из скромности — не хотел отнимать лавры победителя у молодого режиссера.

Когда через две недели «Современник» вернулся в Москву, слухи об успехе «Голого короля» уже вовсю гуляли по столице. В итоге билеты в театральных кассах оказались распроданы не только на «Короля», но и на все старые спектакли молодого театра, которые до этого не делали аншлагов. Но вместе со славой на театр обрушились и неприятности.

В союзном Минкульте была собрана коллегия, на которой министр Николай Михайлов метал громы и молнии. После этого стало понятно, что спектакль из репертуара вылетит. Но потом произошло чудо. Спустя несколько недель (5 мая 1960 года) в Минкульте сменилось руководство — новым министром стала Екатерина Фурцева. Та самая поклонница Ефремова, которая в 58-м пробила решение о переводе «Студии молодых актеров» в категорию театра-студии. И вот теперь, став министром, она вызвала к себе Ефремова и сообщила: «Голый король» остается в репертуаре, а самому театру выделяют помещение на площади Маяковского. Правда, стоящее на городском балансе как подготовленное к сносу, за что его, с легкой руки Александра Ширвиндта, прозвали «сносным». Но этот снос был назначен на дальнюю перспективу (это произойдет через 13 лет), поэтому радости «современниковцев» не было предела: наконец-то они обрели свой постоянный, а не временный дом. Ведь до этого в течение пяти лет они где-то только ни выступали: в клубе газеты «Правда», ДК железнодорожников у трех вокзалов, концертном зале гостиницы «Советская» и даже на площадке летнего сада им. Баумана (кстати, любимого места времяпрепровождения автора этих строк в детские годы, то бишь в 70-е).

Вот так завершилась история с премьерой «Голого короля» — переездом «Современника» в центр Москвы, на площадь Маяковского. Как говорится, удивительно, но факт, учитывая остросатирическую направленность этого спектакля. Это к вопросу о том, умели ли Советская власть и ее руководители смеяться над собой. Еще как умели, поскольку «Голый король» шел на сцене Современника» при неизменных аншлагах еще несколько лет (до 1966 года).

На страницах, агрегирующих советское культурное достояние, вроде блога «Советское телевидение», постановка представляется следующим образом.

«Голый король». Взлет Евгения Евстигнеева в опасном спектакле

28 октября 2020 г.

Пьеса-памфлет драматурга Евгения Шварца «Голый король» была написана по сюжетным мотивам супер-популярных сказок Андерсена «Новое платье короля», «Принцесса на горошине» и «Свинопас». Полная недозволенных намеков, она почти 30 лет лежала «в столе», лишь в 1960 году была опубликована и сразу привлекала внимание прогрессивной театральной молодежи. В «Современник», славившийся в то время весьма смелыми постановками, руководитель театра Олег Ефремов пригласил режиссера Маргариту Микаэлян, которая и осуществила постановку пьесы с поистине звездным актерским составом.

К сожалению, этот спектакль относится к тем самым утерянным шедеврам, которые не были сняты целиком. Мы можем предложить вам лишь фрагмент (но зато какой!) спектакля, который был включен в телепрограмму 1977 года «Встречи с Евгением Евстигнеевым». Именно ему — замечательно остроумному и талантливому актеру — довелось сыграть Короля, главного персонажа пьесы. Собственно, как раз эта роль принесла Евстигнееву колоссальный успех и стала настоящим прорывом в его творческой карьере. А сам «Голый король», до сих пор считающийся одним из лучших спектаклей «Современника», смешил публику еще много лет, пока актеры, занятые в постановке, работали в театре вместе. Благодарная аудитория, сидящая в зале, проводила свои аналогии с деятелями государственного масштаба. Опасный был спектакль!

Е.Евтигнеев в спектакле «Голый кроль»

Как писал драматург Михаил Рощин, «толпы москвичей осаждали кассу, очередь занимали с ночи, и радостная молва о спектакле летела по городу, по всем сходкам, телефонам, застольям, кухням, была у всех на слуху, на устах».

Во фрагменте, который мы предлагаем вам посмотреть, заняты актеры: Евгений Евстигнеев, Игорь Кваша, Олег Табаков, Валерий Хлевинский и другие актеры «Современника».

Сразу отметим, что квинтэссенцией этого столичного театрального процесса были «толпы москвичей, осаждавшие кассу» на постановках, вроде постмодернистской поэмы в прозе «Москва-Петушки» Венедикта Васильевича Ерофеева. Как и последующая экранизация Марка Захарова пьесы Шварца «Дракон» (см. Евгений Шварц «Дракон»).

Но в свое время все ядовитые колкости и провокационный сарказм были переработаны в гениальной постановке Игорем Владимировым комедии «Укрощение строптивой» Шекспира в Санкт-Петербургском государственном академическом театре имени Ленсовета в 1973 г.

Фильму-притче «Каин XVIII» 1963 года, поставленном на «Ленфильме» режиссёрами Надеждой Кошеверовой и Михаилом Шапиро (по пьесе Евгения Шварца «Голый король») этого сделать не удалось…как раз на волне намеренно поднимаемого местечкового ажиотажа.

А спектакль «Укрощение строптивой» в постановке Игоря Владимирова не только на долгие годы (счастливые для русского драматического театра) определил векторы подачи именно в комическом ключе разного рода «политических намеков», многое другое, но и вдруг сделал абсолютно бессмысленной всю эту шумиху не только возле постановки «Голого короля» в «Современнике», но и памфлетовость, лозунговость, а в конечном счете комиксовость «идейной подачи трактовок современности» в театре в целом.

Естественно, Игоря Владимирова обобрали до нитки, извратив все режиссерские находки (во многом и сломав его режиссерскую карьеру)… прежде всего в постановках «Дракона» по пьесе Шварца. А поскольку всем стало скучно и неинтересно разбираться с коллизиями «Голого короля» Шварца, искать там пресловутые «политические намеки». Потому и наигранный пафос, с которым пытаются подать «борьбу с драконами» самого Шварца… или Олега Табакова …или Марка Захарова… или кого-то еще.., выглядит сегодня невероятно скучным и архаичным.

05.04.2018 г. Король и мальчик

Драматург Евгений Шварц жил при драконе и боролся с ним

Об авторе: Геннадий Рафаилович Гутман (псевдоним Геннадий Евграфов) – литератор, один из редакторов альманаха «Весть».

Евгений Шварц с котом. Фото из книги Евгения Шварца «Живу беспокойно»

Диагноз Евгения Шварца – убить «дракона» можно, только убив «дракона» в себе, а король всегда голый.

«Кто поставил эту пьесу?»

В 1959 году главный режиссер театра «Современник» Олег Ефремов предложил режиссеру Маргарите Микаэлян поставить какую-нибудь веселую «сказочку». Ей захотелось поставить «сказочку» Евгения Шварца, которую никогда и никто не ставил на советской сцене. Друг Шварца, театровед Дрейден посоветовал «Голого короля», написанную в далеком 1934-м и изданную только в 1960-м (в год премьеры в «Современнике»). Молодой Шварц написал ее по мотивам трех сказок Андерсена («Новое платье короля», «Свинопас» и «Принцесса на горошине»), творчество которого любил и к которому обращался не один раз в своей жизни.

Сюжет шварцевской «сказочки» был прост, как дважды два: в некотором королевстве принцесса влюбляется в свинопаса Генриха, отец в ужасе, запрещает ей и думать о нем и выдает замуж за короля в соседнем королевстве. Генрих и его друг прикидываются ткачами и шьют свадебный наряд для жениха. Но платье, сшитое «ткачами вовсе и не платье, а ничто, хотя силой убеждения они заставляют всех поверить, что это ничто и есть самый наилучший наряд для короля. Пелена с глаз спадает, когда мальчик с незамутненным и необолваненным разумом замечает: «А король-то голый!»

Взяв у великого датского сказочника сюжетные линии, Шварц свел их в одну, но наполнил пьесу таким философским подтекстом – написал пьесу о природе тоталитарной власти, что «сказочка» обернулась не «сказочкой», а жесткой реальностью, для советской сцены того времени абсолютно неприемлемой.

Можно ли было себе представить, чтобы в «колыбели революции» Ленинграде под сводами театра один из героев «сказочки», охваченный паникой Первый министр, в финале пьесы возопил: «Это ужасно! Это ужасно!   Вся наша национальная система, все традиции держатся на непоколебимых дураках. Что будет, если они дрогнут при виде нагого государя? Поколеблются устои, затрещат стены, дым пойдет над государством!»

Вам это ничего не напоминает?

Вот и Главреперткому (Главный комитет по контролю за репертуаром при Народном комиссариате по просвещению РСФСР. – Г.Е.) напомнило, в какой стране он стоит на страже «устоев», и поэтому комитет ставить «сказочку» молодого драматурга режиссеру Николаю Акимову запретил.

Но в оттепельные времена Министерству культуры уже нельзя было вот так просто взять и запретить спектакль, но оно могло лишить театр сцены («Современник» обрел свое здание на Триумфальной площади только в 1961 году и был вынужден скитаться по разным площадкам) – «Голый король» шел в помещении гостиницы «Советская» (бывают же такие странные сближения!), на руководство надавили – и гостиница договор с театром расторгла. А после премьеры на гастролях в Ленинграде – с конной милицией, возбужденной толпой и выломанными дверями – худсовет «Современника» вызвали на ковер к министру советской культуры Михайлову. Министр, бывший рабочий завода «Серп и молот» с незаконченным высшим образованием, трясясь от страха, в ярости кричал на артистов и топал  ногами, рубя «серпом» и размахивая «молотом»: «Кто поставил эту пьесу? Кто разрешил?! Кто вы такие?!!» (На месте Михайлова мог быть любой другой чиновник – Петров, Иванов, Сидоров, выросший из сталинской системы. Кстати, вскоре после этого разноса он был назначен послом в Индонезию, а в его кресло села Фурцева.)

Спектакль все-таки, несмотря на гнев тогдашнего малообразованного министра культуры, все-таки запрещен не был.

Остается добавить, что короля с блеском играл Евгений Евстигнеев. Но играл он не просто короля, а главу государства, этакого середнячка, выходца из народа, волею судьбы вознесенного на вершины власти. Театровед Майя Туровская писала: «Очень трудно играть ничто, от которого зависит все». Режиссер Маргарита Микаэлян продолжила: «Евстигнеев играл вот такое «ничто», каждое слово и даже каприз которого становились законом».

«Пишу все, кроме доносов»

Нагота – это прекрасно, но иногда полезно и прикрыться. Фото из сборника Евгения Шварца «Тень. Голый король»

Как драматург Шварц родился в 1929 году, когда Ленинградский ТЮЗ поставил его первую пьесу «Ундервуд». А в молодости, как вспоминал его друг, писатель Леонид Пантелеев, «Евгений Львович писал буквально все, о чем его просили, – и обозрения для Аркадия Райкина, и подписи под журнальными картинками, и куплеты, и стихи, и статьи, и цирковые репризы, и балетные либретто, и так называемые внутренние рецензии: «Пишу все, кроме доносов», – говорил он».

В отроческие годы (в чем признавался сам драматург в своих дневниках) родители считали, что из него «ничего не выйдет», а он вопреки твердой родительской убежденности верил, что станет «знаменитым писателем». И стал. Не столько, чтобы доказать родителям, сколько самому себе.

Он учился в Москве, воевал в Царицыне рядовым Добровольческой армии (месил снег на Кубани, при штурме Екатеринодара был контужен), выходил на сцену «Театральной мастерской» в Ростове.

В 1921 году «Театральная мастерская» обратилась к творчеству Гумилева – на сцене с успехом шла его драматическая поэма «Гондла». Поэт, случайно попавший на спектакль, помог театру перебраться в Петроград.

Вскоре театр распался, актеры разбрелись кто куда, а пробующий писать Шварц пошел в секретари к Корнею Чуковскому. И через некоторое время после встречи с Маршаком, генералом тогдашней детской литературы, разглядевшим его талант, стал постоянным сотрудником детских журналов «Еж» и «Чиж» – лучших детских журналов 20–30-х годов. Журналы больше упирали не на трескучую пропаганду и казенный патриотизм, а на то, что было больше понятно ребенку, развивали воображение, фантазию и сообразительность. Власть терпела такие вольности до середины 30-х – в 1935-м «умертвили» «Ежа», в 1937-м за ним последовал «Чиж», одних сотрудников арестовали, других разогнали. Чудом уцелел Маршак. Не угодил в жернова Большого террора и Шварц, но близко было – он не отказался от своих друзей-поэтов – «врагов народа» (!) – Олейникова и Заболоцкого. Автора «Пучины страстей» расстреляли за (мнимый) «троцкизм», автора «Столбцов» – за (мнимую) «антисоветскую пропаганду» сослали в лагеря.

Когда грянула война, Шварца, как и других ленинградских писателей, обязали (он не хотел покидать Ленинград) эвакуироваться из города. В эвакуации он начал сочинять свою главную пьесу «Дракон».

«Вредная сказка»

Так называлась разгромная статья писателя Бородина о сказке Евгения Шварца «Дракон», появившаяся в конце марта 1944 года в газете «Литература и искусство». Бородин был хорошо известен в профессиональной среде своим – еще довоенным – конфликтом с Мандельштамом (он оскорбил его жену, поэт при свидетелях влепил ему пощечину). В те годы после такой «критики» судьба пьесы была предрешена (что впоследствии и произошло).

Шварц давно хотел написать философскую сказку, но начал писать ее в 1943-м, в самый разгар войны. Я не буду пересказывать сюжет пьесы, которая хорошо известна интеллигентному читателю и которая принесет драматургу посмертную славу. Остановлюсь только на истории ее запрета.

Сначала все складывалось как нельзя лучше – в январе Шварц получил телеграмму Акимова из Москвы: «Пьеса блестяще принята Комитетом (Комитет по делам искусств. – Г.Е.) возможны небольшие поправки горячо поздравляю Акимов». В феврале еще две – от Акимова: «Ваша пьеса разрешена без всяких поправок, поздравляю, жду следующую» – и от литературного критика Льва Левина: «Горячо поздравляю успехом пьесы». Весной приехавший из Москвы режиссер рассказывает своему автору, что «Дракон» в Москве пользуется необычайным успехом. Пьесу хотят ставить сразу четыре театра: Камерный, Вахтанговский, театр Охлопкова и театр Завадского. Однако пьесу начал репетировать только один театр – театр Акимова. Был разрешен закрытый просмотр пьесы, который должен был состояться в конце июня – начале июля. Но день просмотра все время откладывался. Расстроенный Шварц начинает терять интерес к своему произведению. 4 августа 1944 года театру разрешили сыграть спектакль на гастролях в Москве, куда он приехал из Сталинабада. Театр и сыграл. Но только один-единственный раз…

Судьба самой известной, самой горькой, самой печальной сказки драматурга окончательно решилась зимой. 9 декабря 1944 года Шварц записывает в дневник: «Дракон» был показан, но его не разрешили… Один раз пропустили на публике. Спектакль имел успех. Но потребовали много переделок… В ноябре пьесу читал на художественном совете… Выступали Погодин, Леонов – очень хвалили, но сомневались. Много говорил Эренбург. Очень хвалил и не сомневался. Хвалили Образцов, Солодовников. Сейчас пьеса лежит опять в Реперткоме».

Все дальнейшие хлопоты Акимова и Шварца ни к чему не привели – Репертком остался непреклонным.

Но, несмотря на все удары судьбы, бытие он считал «божественным». О чем и напишет в стихотворении во второй половине 40-х годов. Правда, стихотворение называлось «Бессмысленная радость бытия», но заканчивалось оно все же такими строками:

И через мир чужой врываюсь я
В знакомый лес с березами, 
дубами,
И, отдохнув, я пью ожившими
 губами
Божественную радость 
бытия.

От «бессмысленной радости» человек продирается к обретению смысла в этом единственном данном ему совершенном мире. Который он и делает несовершенным.

Торжество справедливости

Но бывает, что справедливость в этом мире все же существует. Правда, по какому-то неписаному закону всегда с опозданием. Но удовлетворимся хоть этим. В случае Шварца справедливость восторжествовала после его смерти. В 1962 году, когда главного «дракона» Советского Союза (тайно, осенней глубокой ночью) по решению XXII съезда КПСС уже год как вынесли из мавзолея, Николай Акимов во второй раз почти через 20 лет (как это было с и «Тенью» – впервые Акимов поставил ее в 1940-м, во второй раз – в 1960-м), осуществил постановку спектакля на сцене своего театра. В том же году в Студенческом театре МГУ пьесу поставил Марк Захаров. Который воплотит ее в кино в 1988-м, сейчас уже можно сказать – с гениальными Янковским (Дракон), Абдуловым (Ланцелот) и Леоновым (Бургомистр).

Фильм назывался  «Убить Дракона».

В годы перестройки вся прогрессивная творческая интеллигенция страстно желала убить «дракона». И его действительно убивали. Но только в пьесе и в кино. В жизни получалось не всегда. Евгений Шварц был прав – «Дракон» будет жить, пока он будет жить в каждом из нас – покорных и безразличных, терпеливых и трусливых. И пока останутся его «первые ученики». Поэтому будущим Ланцелотам предстоит еще много «мелкой работы». Эти слова написаны в 1942–1944 годах. У меня такое ощущение, что работа эта будет длиться вечно. Потому она и «хуже вышивания». «Дракона» можно победить вовне – можно ли убить в себе?

История, во всяком случае российская, доказывает, что вряд ли.

«А король-то голый!»

Но вернемся к тому, с чего я начал эти заметки о Евгении Шварце – к его первой запрещенной пьесе (в скобках замечу, что у советской цензуры и в сталинские времена, и в более поздние был обостренный нюх, причем цензоры всегда были безлики и скрывались под номерами с цифрами). Шварц в своей сказке поставил вечную для России проблему – проблему «голого короля». Которую решал честный «мальчик» с незамутненным и необолваненным разумом, не верящий во взрослую ложь. Это он говорит: «А король-то голый!» – и проблему снимает. Чаще – в литературе, реже – в жизни.

Вот и сегодня продолжаем двигаться по замкнутому кругу. Поэтому всегда нужен «мальчик». Который, несмотря ни что, будет открывать глаза на «короля».

Поэтому сказка «Голый король», написанная Евгением Шварцем больше 70 лет назад, в России остается актуальной и по сей день. В «Голом короле» было много аллюзий на Советский Союз. Хотя Шварц, когда писал пьесу, в уме держал гитлеровскую Германию – в пьесе встречается слово «арийцы»; жених-король говорит, «наша нация есть высшая в мире», заодно, заботясь о «чистоте крови», выясняет родословную принцессы, спрашивает у камердинера, не еврейка ли она.

Но в то же время первый министр говорит королю: «Ваше величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь!» Ну и, конечно же, вы «великан», «светило» и так далее. А в какой стране так говорили, когда Акимову сказку поставить не разрешили и при Хрущеве, когда разрешили Ефремову, вы сами понимаете. Вот и в наше время некоторые продолжают, несмотря на прожитый исторический опыт, говорить в лицо, прямо, грубо и «нелицеприятно».

Что остается «королю»?

Считайте этот вопрос риторическим.

Обыкновенный Ланцелот

Евгений Шварц (да простится мне такая словесная игра) всегда называл черное черным, а белое – белым. Он был одним из немногих Ланцелотов и в жизни, и в литературе. Который и в литературе, и в жизни вел себя безукоризненно. Как и подобает Ланцелоту.

Литература с середины 20-х стала его жизнью. Через тридцать лет тяжелобольной Шварц в предчувствии смерти запишет в дневник: «Все перекладываю то, что написал за мою жизнь. Настоящей ответственной книги в прозе так и не сделал… не привык работать я последовательно и внимательно… Я мало требовал от людей, но, как все подобные люди, мало и я давал. Я никого не предал, не клеветал, даже в самые трудные годы выгораживал, как мог, попавших в беду. Но это значок второй степени, и только. Это не подвиг. И, перебирая свою жизнь, ни на чем я не мог успокоиться и порадоваться…» (запись от 29 августа 1957 года).

Он подводил итоги. И как взыскательный, честный художник судил себя высшим судом – судом собственной совести.

Сейчас, по прошествии стольких лет, мы видим, что в чем-то он ошибся – «ответственной прозой» оказались его дневники. Шедеврами – пьесы для театра «Голый король», «Дракон», «Тень». Не клеветать, не оговаривать, не предавать он считал всего лишь «значком второй степени», но многие его «коллеги» в сталинские (да и в более поздние) времена о таком «значке» и не думали – клеветали, оговаривали, предавали и писали такую «прозу» и «пьесы», которые литературой назвать невозможно. И потому в литературе не остались. А Евгений Шварц со своими сказками и дневниками – остался. Потому что размышлял и писал не о сиюминутном, а о вечном – о природе человека, о добре и зле, о сущности безраздельной, ничем не ограниченной власти.

Большую часть жизни он прожил при «драконе». Веривший в силу добра и справедливости, единственное, что он мог делать – бороться с ним своими пьесами. И он боролся. Пока на это хватало сил.

Он всегда делал что должно, и потому получалось – что нужно. И ему, и его читателям, и его зрителям.

Редкая запись. Незаписанный спектакль «Голый король» театра «Современник». Фрагмент (1977)

Как видим, никакой там особой «борьбы», из мухи слона не сделаешь. Но есть некая возня возле режиссерского места. Но выделим синоптическую формулировку сюжета «в некотором королевстве принцесса влюбляется в свинопаса Генриха, отец в ужасе, запрещает ей и думать о нем и выдает замуж за короля в соседнем королевстве». Есть осторожное бужирование «еврейского вопроса» в выяснении, не еврейка ли предлагаемая соседнему королю принцесса?..

Но в целом поражает мелкотемье, местечковость и примитивная не театральная подача подобного «конфликта». И разве в этот момент этот конфликт действительно существовал? Такое впечатление, что его намеренно притянули за уши к снятию Хрущева в 1964 г. Чем, собственно не позволили рассмотреть деятельность этого «перестройщика» корректно, с расстановкой всех нравственных акцентов… чем, собственно, вполне открыли дорогу во власть последующему «свинопасу» по фамилии Горбачев.

Поэтому аналогия со спектаклем «Укрощение строптивой» в постановке Игоря Владимирова самая прямая! Там зрителю (в советском бесклассовом обществе, после напряженного труда мирного строительства при восстановлении народного хозяйства после войны) дается необходимая порция заслуженной радости бытия! Открыты все социальные лифты, в театре собирается самая просвещенная в мире публика, представляющая нацию, не разбирающая степень «еврейства» присутствующих, не нуждающаяся в примитивной шаржевости театрального капустника.

Но дадим слово и режиссеру-постановщику.

Режиссер театра и кино Маргарита Микаэлян: «Зовите меня Марой»

ВАЛЕРИЯ ОЛЮНИНА FEBRUARY 21, 2018
Когда в Москве режиссером Маргаритой Микаэлян был поставлен спектакль «Голый король» по пьесе Евгения Шварца, который никто никогда не ставил, разъяренный министр культуры Николай Михайлов кричал: «Кто поставил эту пьесу? Кто разрешил? Кто вы такие?»

А дело начиналось так. В 1959 году Олег Ефремов предложил ей поставить в «Современнике» какой-нибудь спектакль…

Шварц написал современную пьесу о власти. «Трудно представить, что написана она была в 1930-м году. Но легко понять, почему впервые поставлена и напечатана только через тридцать лет, в 1960-м», — говорила потом Маргарита Александровна.

В спектакле «Голый король» была занята почти вся труппа театра. Роль поэта получил актер Петр Щербаков. Принцессы – круглолицая, со вздернутым носиком, очаровательная деревенская девчонка Нина Дорошина. Но, конечно же, самый большой успех имел Евгений Евстигнеев в роли Короля.

В своей книге воспоминаний «Голый король, красавец-мужчин и …Маргарита Микаэлян рассказывала, что Евстигнеев играл современного Короля, главу государства. Не упоенного властью, чванливого, а совсем не похожего на короля — «своего в доску», середнячка разве что в мантии и с короной на голове. Корону носил небрежно, лихо сдвинув набекрень, как кепку, мантия скорее была похожа на махровое банное полотенце, небрежно перекинутое через плечо.С прогона первые зрители вышли не на шутку взволнованными. Обсуждения как такового не было. Разрешение на дальнейшую работу от Министерства культуры «Современник» получил без единого замечания. Каким образом молодой труппе удалось усыпить бдительность чиновников, было непонятно. Наверное, Шварц «оттуда» все-таки нам помогал.

Но вот после спектакля собрались все занятые актеры, Олег Ефремов и Маргарита. Сразу сгустилась какая-то напряженная атмосфера. Первым поднялся Игорь Кваша. Он заявил, что в спектакль должен вмешаться Ефремов, что его, Квашу, не устраивает его работа. К счастью, мнения разделились. Спасибо Олегу Табакову. Он выступил последним и категорически возразил Кваше. Он отметил: «Я работой доволен. Считаю, что спектакль получается. Микаэлян не нуждается в помощи. Выпускать спектакль она должна одна».

Показ перевернул представление Олега Павловича Табакова о пьесе, он понял, что это не какая-то там сказочка, а современная пьеса, острая сатира на власть.

Премьера «Голого короля» состоялась в Ленинграде. И сразу же поползли слухи, приписывавшие успех спектакля Олегу Ефремову. Но ведь он был художественным руководителем театра, и, наверное, в его прямые обязанности входило подставить плечо, помочь в выпуске. В дальнейшем он не раз это делал и, когда считал нужным, ставил свою фамилию на афишах многих спектаклей.

Олегу ничего не стоило поставить свою фамилию и на афише «Голого короля», но он этого не сделал. На эту тему у нас с ним и разговора не было. Может, струсил? Хотел спрятаться за спину Микаэлян? Да никогда! Он был смелым человеком. Нашлись и доброхоты из актеров, которые уговаривали его поставить свое имя. Но он и их не послушал.

Успех «Голого короля» на гастролях был огромный. Толпа с улицы выломала дверь и хлынула в зрительный зал, сметая на своем пути всех. Вызвали конную милицию. Смех, гром аплодисментов то и дело прерывали игру актеров. В первый же день все билеты до конца гастролей были распроданы. Окрыленный успехом, театр возвратился в Москву.

Маргарита Исааковна Микаэлян — (1927 года — 2004). Окончила режиссерский факультет ГИТИСа им. А.В.Луначарского в 1952 г. Несколько лет проработала в провинции, затем — штатным режиссером театра «Современник» и Сатиры (спектакли «Тень», «Малыш и Карлсон, который живет на крыше», «Пеппи Длинныйчулок» и др.).

Утром театр «Современник» вернулся с гастролей, а днем Худсовет во главе с Олегом Ефремовым и Маргарита были вызваны на «ковер» на Коллегию Министерства культуры. Это было осенью 1960 года. За спиной Михайлова сидела целая свита помощников. Их тоже трясло от страха. На Покаржевском лица не было — одни ярко проступившие вдруг веснушки да пустые от ужаса голубые выцветшие глаза. Это ведь он, ротозей, визировал и дал ход пьесе! Вскоре Покоржевский и вправду исчез из Министерства. Но — по обычной министерской логике — отправился отбывать наказание не куда-нибудь, а в кресло директора Большого театра…

К счастью, театр не закрыли, этому во многом помогла статья Александра Караганова в одной из центральных газет; спектакль шел долгие годы, вплоть до перехода Евстигнеева во МХАТ.

Прежде чем подать заявление об уходе из театра, Маргарита долго мучилась, подбирая точные слова для прощального письма к членам Худсовета. Одна из ведущих актрис ее пожалела: «Ну, что ты стараешься? Все равно его никто не будет читать». Так оно и случилось. Хотя письмо она все-таки написала.

Она оказалась на улице. На руках маленький ребенок. Муж режиссер, сценарист и художник Сергей Микаэлян в то время тоже был в поисках работы.

Вскоре последовал, пожалуй, самый серьезный удар — грозное постановление Министерства культуры по спектаклю «Голый король». В нем имя Маргариты Александровны упоминалось много раз. Заместитель начальника отдела театров Нина Николаевна Глагольева приложила немало усилий, отредактировав постановление так, чтобы беспощадные формулировки в ее адрес были смягчены.

И тогда руку помощи протянул верный друг Мары Анатолий Эфрос.

В Центральном Детском театре, где он работал режиссером, она поставила спектакль «Золотое сердце». Вадим Коростылев, конечно же, не Евгений Шварц, и тем не менее опять — грозное постановление Министерства культуры: «Режиссер Микаэлян поставила еще одного «Голого короля», но только для детей». Два постановления на одни женские плечи… Многовато!

У Маргариты Александровны на всю жизнь сохранилась юбилейная афиша трехсотого спектакля «Голый король», сыгранного 22 сентября 1966 года. Ей была очень дорога надпись на ней:

«Дорогая Мара. Я тебе очень благодарен за все и очень ценю твое отношение ко мне. Спасибо.
Любящий тебя Е. Евстигнеев».

Когда ушла из жизни легендарная детская писательница Астрид Линдгрен в январе 2002 года, журналист «Эха Москвы», литературный обозреватель Майя Пешкова появилась на пороге квартиры Маргариты. Как позже она вспоминала, Маргарита Александровна сразу ей сказала: «Зовите меня Марой».

Майя Пешкова (именно ей Иосиф Бродский прочитал по телефону свое последнее Рождественское стихотворение) в тот день записала большой кусок, значительно больший, чем этого требовал информационный сюжет. Уходя, она сказала режиссеру: «Мара, это ведь книга». Она сказала: «Ну конечно книга, я понимаю, и Плучек просил, чтобы я написала, и еще просили, — тут пошел буквально каскад имен, кто просил ее написать книгу, — но я как-то не решаюсь».

Спустя два дня Майя Лазаревна вновь пришла и каким-то таким жандармским тоном спросила Мару: «Ну, как, будет книга?» На что та сказала: «Ой, не знаю, давайте я вам расскажу». И тут, по воспоминаниям обозревателя «Эха Москвы», пошел совершенно дивный рассказ о дедушке, о бабушке. И так, пока Майя писала программу «Непрошедшее время», в каждый мой визит она кричала: «Мара, это же книга».

И спустя 8 месяцев, а именно 8 месяцев, садясь утром за письменный стол и отрываясь от него в 10 вечера, Мара Александровна, режиссер нашумевшего спектакля «Голый король», написала книгу.

Она ее выпустила в издательстве «Аграф». Мара назвала Майю Пешкову в дарственной надписи «крестной мамой» этой книги.

Не касаясь пока очень спорных образов Австрид Лингрен (см. Астрид Линдгрен «Мы — на острове Сальткрока»), отметим, что ни Майя Лазаревна, ни Маргарита Исааковна в своем творчестве так и не поднялись до задач, решаемых на таком уровне театром, имеющим все же государственное финансирование. Ловко устроились со своим «еврейством», если уж на то пошло! Финансирование им государственное, а они будут устраивать общественные провокации с целью… лишить зрителя (на чьи честно заработанные средства весь этот кураж) — именно искомой в театре радости бытия. Они на государственное обеспечение только самим себе эту радость бытия добывают, а потом читают о ней нравоучительные стишки.

И разве была действительно решена огромная проблема с тем же волюнтаризмом во власти Никиты Хрущева вплоть до его шокирующих выходок с ботинком?

А вот такое чувство, что сцену с ботинком режиссировали те же самые люди, что и «давали добро» на постановку «Голого короля» в «Современнике».

И это уже после развала страны, после многих негативных явлений нашей жизни приходится нам возвращаться к этому времени, тщательно исследовать, анализировать, доводя полученные выводы до обще приемлемой публицистики (см. например, «Хрущ» и ХРУЩЕВ, КРЫМ, БАНДЕРОВЦЫ в ЛО), чтобы хоть как-то наверстать потерянное время, намеренно заболтанное-заигранное в театре «Современник»…

Но при этом уходит главное! Оказался выкинутым смысл сказки Андерсена! Короля голым видит маленькая девочка, это как раз те подрастающие поколения молодежи, которым очень скучно и неинтересно смотреть про кривляния первого министра перед королем. Вообще-то Андерсен говорит о том, насколько бесполезно давать средства первым министрам на «работу с молодежью». Средства-то они какие-то, может, и освоят… но вот так лебезить не станут, поскольку это все «уходящая натура», а а приходит совершенно иное время, где все эти короли оказываются голыми… да-да, в точно так же, как Никита Хрущев — в публикации «Хрущ» .

Там смысл-то в том… впрочем, долго объяснять, раз до сих пор не поняли.

Отрывок из Мемуаров Людмилы Ивановой «Мой Современник»

«Голый король»

Ну а теперь о «Голом короле», об этом фантастическом спектакле, на который валом валили зрители Москвы и Ленинграда, часами стояли в очереди за билетами, а в Ленинграде перед кассами ночью даже ставили раскладушки.

Пьесу Евгения Шварца принесла Мара Микаэлян. Она начала работу, когда основная часть труппы ездила в Казахстан. Но по возвращении труппы стало понятно, что спектакль не получается, и Ефремов сам начал работать над ним. И хотя в афише было написано «режиссер Мара Микаэлян», абсолютно все сделал Олег Николаевич.

Мы целыми днями работали над этим спектаклем. Ефремов репетировал страстно, вдохновенно строил и проигрывал все роли. Это была политическая сатира, веселая, со множеством импровизаций, эзопов язык – все было узнаваемо, современно, поэтому спектакль так захватывающе действовал на публику. После того как вся страна была зажата, люди жили под культом личности, ни слова не могли сказать открыто – и вдруг со сцены обо всем говорят откровенно, да еще и так смешно! Это был настоящий праздник, казалось, озорничали не только артисты на сцене, но и зрители в зале: почти после каждой фразы – аплодисменты!

Короля бесподобно играл Евгений Евстигнеев. Во время сцены, когда он стоял перед зеркалом, примеряя невидимый костюм, за кулисы сбегался весь театр. Мы слышали какое-то мычание и междометия, неуверенные, но полные достоинства. И после этого он уверенно шел от зеркала – типичной, евстигнеевской походкой, вихляя бедром.

Игорь Кваша играл Первого Министра в гриме «всесоюзного старосты» Калинина: «Ох, король! Ах, умница!» – и в зале раздавался гром аплодисментов.

Обворожительна была принцесса – Нина Дорошина. Я хочу передать атмосферу в труппе того времени: на роль принцессы ее уговаривала и рекомендовала Лилия Толмачева, которая и сама могла бы претендовать на эту роль. Но она понимала, что Нина может сыграть гораздо точнее – круглолицая, нос пуговкой, смешная и наивная. И у всех только одна забота – успех общего дела.

И на Нину тоже бегала смотреть вся Москва – так она была хороша, такая озорная, влюбленная в Генриха, желающая с ним «целоваться, целоваться».

Генриха играл Владимир Земляникин (он пришел к нам уже «звездой», снявшись в фильме «Дом, в котором я живу»), затем Олег Даль, друга Генриха – Лев Круглый.

Повара играл Олег Табаков – весь воздушный, как и его пирожки, почти не касающийся земли. Замечательно играли и Сергачев – Министр Нежных Чувств, и Козаков с Тульчинским (Камергер), и Фролов – Генерал, в очередь с Гороховым, и Станицына – Гувернантка (помню ее виртуозный танец и костюм – черный, в крупную белую клетку, в обтяжку, зонтик и шляпка), и Волчек – Главная Фрейлина. Поэта играл Щербаков, Ученого – Заманский и Адоскин. Я играла в этом спектакле Первую Придворную Даму, и иногда Главную Фрейлину в очередь с Волчек. Мы пели:

Дух военный не ослаб,
Ум-па-па-ра-ру-ра!
Нет солдат сильнее баб,
Ум-па-па-ра-ру-ра!

Эти немудреные стихи написал Михаил Светлов.

Наш Министр Нежных Чувств (Сергачев) всегда очень удачно импровизировал. Однажды, когда все стояли за кулисами, он вдруг подпрыгнул и запел: «Мы в лесочек не пойдем, нам в лесочке стра-а-а-ашно!» Все понимали, что он имеет в виду цензуру. Он же заговорщицким шепотом говорил: «У нас такие секреты – обхохочешься!», намекая на нашу разведку.

Мальчишка из толпы в конце спектакля кричал, что король голый. Евстигнеев беспомощно оглядывался – мол, как же так, ведь когда его одевали, все говорили: «Роскошно и благородно!» Он вырывался из портшеза, в котором его несли, и убегал со сцены. Конечно, всем зрителям казалось, что он совсем голый, хотя на нем были плавки телесного цвета.

Очень оригинальным, ярким было оформление художника Валерия Доррера – два вращающихся круга с ширмами. Студенты театрально-технического училища защищали диплом, делая нам костюмы для этого спектакля из самых дешевых материалов, грим и парики. Например, у придворных дам парики были разноцветные: красный, черный, зеленый, а у меня – сиреневый. Фрейлины – в корсетах и белых лосинах. Правда, потом приемная комиссия потребовала, чтобы на фрейлин надели короткие юбочки. Но особенно возмутил комиссию «голый» Евстигнеев – в плавках, с голубой лентой, прикрывающей интересные места. Конечно, чиновников раздражало содержание спектакля: они узнавали себя в его героях.

Во МХАТе состоялось специальное расширенное партбюро, на котором взбешенный секретарь парторганизации Сапетов кричал: «Это не голый король, это голый Евстигнеев и фривольные фрейлины!» Позже нам сделали новые костюмы – закрытые до подбородка камзолы.

Мы пытались убеждать, но члены комиссии передергивали, перевирали факты. Я присутствовала на этом партбюро, поскольку была в то время секретарем парторганизации «Современника», а после заседания сидела и плакала от невозможности защитить спектакль и артистов, восстановить справедливость. Ефремов утешал меня: «Девочка, они начетчики, они привыкли приспосабливаться, и назвать белое черным им ничего не стоит…»

После этого спектакля постановлением партбюро МХАТ расторг с нами договор, и мы какое-то время скитались по разным театральным помещениям Москвы – Театр им. Пушкина, Театр киноактера, Сад им. Баумана, затем нашли себе помещение в гостинице «Советская».

«Голый король» шел много лет с огромным успехом. В 1963 году я родила первого сына и на двенадцатый день после родов вышла играть спектакль и отплясывала на вертящемся круге, хотя перед глазами все плыло и я еле-еле держалась. Но тогда мы не использовали даже положенный декретный отпуск.

Пожалуй, правильно Михаил Козаков написал в своей «Актерской книге»: «С 5 апреля 1960 года и по сей день „Современник“ не знает пустых мест в зале, и сделал это „Голый король“».

Радиоспектакль «Голый король» — Евгений Львович Шварц/по мотивам сказок Г. Х. Андерсена

Аудиоспектакль 2008 года «Голый король».

Пьеса Евгения Шварца, созданная по мотивам сказок Г. Х. Андерсена «Новое платье короля», «Свинопас» и «Принцесса на горошине».

Исполнители: Наталья Тенякова, Рамиля Искандер, Анастасия Шведова, Алина Покровская, Елена Миллиоти, Зинаида Андреева, Сергей Юрский, Александр Коршунов, Геннадий Фролов, Александр Леньков, Станислав Садальский, Павел Любимцев, Марк Гейхман, Борис Шувалов, Прохор Чеховской, Александр Быков, Дмитрий Филимонов, Олег Мартьянов и другие.

В заключение несколько слов о фильме 1963 г. «Каин XVIII» нашей горячо любимой сказочницы Надежды Кошеверовой.

Фильм прекрасный и очень стильный, но в образе короля нет той легкости и сказочности, которая была у Эраста Гарина в «Золушке». Стоит вспомнить прощание Короля в «Золушке», когда он говорит о лучших чувствах зрителей… и становится понятно, что нельзя было в этой сказке счастливый конец — опускать до смерти героя Эраста Гарина  на нужнике. Ну, вообще-то это пошло и некультурно. И мы понимаем, что спектакль в «Современнике» с 1960 г. уже создал такое давление неестественного для сказки сюжета. В духе пресловутого местечкового «марксизма-ленинизма».

Итак, спектакль в «Современнике» 1960 г., фильм с уничтоженным навсегда Эрастом Гариным — 1963 г., а в октябре 1964 года за «субъективизм» и «волюнтаризм» был отстранён от власти и отправлен на пенсию Никита Хрущев. Только его еще успели в попу расцеловать, вручив накануне «Героя Советского Союза» прям весной 1964 г.

«Каин XVIII» — советский художественный фильм-притча 1963 года, поставленный на «Ленфильме» режиссёрами Надеждой Кошеверовой и Михаилом Шапиро по пьесе Евгения Шварца «Голый король», переработанной впоследствии в сценарий «Два друга».

Премьера фильма в СССР состоялась 6 мая 1963 года^[1].

Читать пьесу Евгения Шварца «Голый король»

Читать по теме:

• Леонид Филатов «Еще раз о голом короле»

Вебинар состоится 13 июля 2024 года. Ведущие Наталья Иванова и Ирина Дедюхова.

Зарегистрируйтесь для участия в вебинаре, заполнив следующую форму и оплатив участие. Обязательны для заполнения только поля Имя и E-mail.

Емейл в форме оплаты в форме регистрации должны совпадать. После оплаты и проверки администратором на этот емейл вам будет выслана ссылка для участия в вебинаре.

Оплатить Яндекс.Деньгами или банковской картой можно в форме ниже:

Читать и смотреть произведения Евгения Шварца в проекте Кино-книга «Книжной лавки»:

• Евгений Шварц «Сказки»
• Евгений Шварц «Тень»
•  Евгений Шварц «Дракон»
• Евгений Шварц «Обыкновенное чудо»
• Евгений Шварц «Повесть о молодых супругах»
• Евгений Шварц «Золушка»
• Евгений Шварц «Снежная королева»
• Евгений Шварц «Сказка о потерянном времени»
• Евгений Шварц «Два клена»
• Евгений Шварц «Голый король»
• Евгений Шварц «Марья-искусница»