Трактат «О законах» сохранился в двух главных кодексах (списках), восходящих к IX и Х вв. Как уже было указано, это произведение Цицерона, служившее как бы дополнением к диалогу «О государстве», осталось незаконченным. К тем соображениям, которые приводились выше как доказательства незаконченности трактата (отъезд Цицерона в Киликию, упоминание о намерении снова взяться за эту тему в письме к Варрону от 46 г. и, наконец, отсутствие названия трактата в перечне философских произведений, составленном самим Цицероном), можно добавить еще следующий аргумент: диалоги, которые Цицерон издавал сам, он обычно снабжал предисловием (Цицерон, «Письма к Аттику», IV, 6, 2); данный трактат предисловия не имеет.

Трактат «О законах» написан также в форме диалога, который, однако, происходит в современной Цицерону обстановке. Участники диалога — сам Цицерон, его брат Квинт и друг Цицерона Тит Помпоний Аттик. До нас дошло три «книги» трактата, но так как у Макробия есть упоминание о пятой книге (Макробий, «Сатурналии», VI, 4, 8), то некоторые исследователи предполагают, что все произведение, по аналогии с трактатом «О государстве», состояло из шести книг. Наиболее обработанной и законченной представляется первая книга диалога, дошедшая до нас в хорошей сохранности, хотя и в ней встречаются лакуны; во второй и третьей книгах многое производит впечатление первоначальных набросков.

Первая книга трактата содержит рассуждение об естественном праве, вторая — о «праве божественном» (ius sacrum), третья — о магистратах. Законы, изложенные во второй и третьей книгах, переданы архаизированным языком, воспроизводящим колорит старины; о содержании книг, не дошедших до нас, судить трудно, хотя на этот счет высказывались различные предположения6.

Источниками Цицерона в трактате «О законах» были Платон и Хрисипп, один из наиболее плодовитых писателей стоической школы, автор сочинения, которое тоже называлось «О законах». Из представителей Средней Стои несомненно влияние Панэтия и, в какой-то мере, Антиоха Аскалонского (известного, кстати сказать, еще и тем, что он пытался согласовать учение Стои с Академией).

Такова, в общих чертах, картина состояния двух интересующих нас памятников, их построение и, наконец, краткий обзор источников, использованных Цицероном при работе над этими трактатами7, которые представляют  собой, по авторскому замыслу, нечто единое и целое и, пожалуй, могут считаться наиболее ярким выражением политико-философских теорий, имевших хождение среди наиболее образованной, «интеллигентной» и умеренно-консервативной части господствующего класса Рима.

* * *

Мы не имеем возможности рассмотреть в данной статье все проблемы, поднимаемые нашим автором в его обоих трактатах. Поэтому остановимся только на тех из них, которые представляются нам наиболее интересными и важными как для понимания политико-философских воззрений самого Цицерона, так и для представляемых им определенных кругов римского общества I в. до н.э.

Из диалога «О государстве» остановимся на теории наилучшего государственного устройства и на рассуждениях о государственном деятеле, а из диалога «О законах» — на теории естественного права.

Все теории государства в древности, как это было однажды справедливо и остроумно отмечено, развивались, по существу, в довольно ограниченных пределах между двумя вопросами: о государственных формах и о лучшей из этих форм. Ответом на эти вопросы, как бы венчающим развитие политико-философских воззрений, было учение о смешанной форме государственного устройства8. Проникновение этого учения в Рим, несомненно, связано с усилением эллинистических влияний. В греческой философии идея смешанного государственного устройства разрабатывалась еще до Платона и Аристотеля. Мы не можем сейчас останавливаться на развитии этих теорий греческой философской мыслью9. В данном случае нас интересует вопрос о перенесении этих идей на римскую почву и их дальнейшее развитие применительно к государственному устройству Рима.

Первым, кто приложил учение о смешанной форме к римской конституции, был, как известно, Полибий. Эта попытка была результатом его преклонения перед могущественной римской державой и ее государственными институтами. По его мнению, именно благодаря этим институтам, благодаря своему государственному устройству римляне и покорили весь обитаемый мир (Полибий, VI, 1, 3).

Поскольку полибиево учение о смешанном государственном устройстве вытекает из его преклонения перед реально существовавшим государственным строем, оно характеризуется, в первую очередь, отказом от отвлеченных и умозрительных схем, во-вторых, критикой других типов государственного [c.162] устройства (Афины, Фивы, идеальное государство Платона), вплоть до тех, которые некогда считались образцами смешанного устройства (Крит, Карфаген и даже Лакедемон).

Полибий уделяет большое внимание описанию правильных и извращенных форм государственного устройства, причем уже при этом подчеркивает, что наиболее совершенной формой следует считать такую, в которой объединяются особенности всех простых форм. Отсюда он переходит к вопросу о круговороте государственных форм. Он дает довольно подробное описание его и, в качестве главной причины круговорота, указывает на неустойчивость простых форм и на их склонность к вырождению (Полибий, VI, 3,9).

Затем развертывается знаменитое определение римского государственного устройства как «самого лучшего из всех, какие были на нашей памяти», как такого, в котором необычайно удачно и искусно сочетаются элементы простых форм — монархии (консулы), аристократии (сенат) и демократии (комиции), причем ни одному из этих составных элементов не отдается предпочтения, но они взаимно дополняют и в то же время ограничивают друг друга (Полибий, VI, 11; 15-18).

Полибий, несомненно, был одним из основных источников Цицерона для первой книги трактата «О государстве». Не случайно изложение теории смешанного государства устройства ведется устами Сципиона, в кружке которого, как известно, состоял и Полибий. Об отношении Цицерона к этому источнику будет сказано ниже, а теперь мы перейдем к изложению теории смешанного устройства в истолковании Сципиона.

Сципион начинает свой экскурс с изложения правила, которым, по его мнению, следует руководствоваться при обсуждении любого вопроса: «Если насчет названия предмета исследования все согласны, то надо разъяснить, что именно обозначают этим названием; если насчет этого тоже согласятся, то только тогда будет дозволено приступить к беседе; ибо никогда нельзя будет понять свойства предмета исследования, если сначала не поймут, что он собой представляет» (Цицерон, «О государстве», I, 24, 38).

После этого более чем предусмотрительного замечания Сципион переходит к определению государства, т. е. res publica как res populi (Цицерон, «О государстве», I, 25, 39). Затем кратко излагается причина возникновения государства (врожденная потребность людей жить совместно) и дается определение его сущности (совокупность людей, связанных общностью права и интересов). После этого Сципион переходит к перечислению основных форм государственного устройства. Он отмечает три простые формы: монархия, аристократия и демократия; ни одну из этих форм он не считает совершенной (Цицерон, «О государстве», I, 26, 42). Главный и основной недостаток заключается в том, что каждая из этих форм, взятая в отдельности, не устойчива и легко вырождается в соответствующую ей извращенную форму (Цицерон, «О государстве», I, 28, 44). Так возникают круговороты сменяющих друг друга государственных форм, от чего застрахована лишь некая четвертая форма, которая как бы смешана из трех форм, названных выше (Цицерон, «О государстве», I, 29, 45).

Однако определения этой наиболее устойчивой формы пока не дается. Другой участник диалога — Лелий перебивает Сципиона и просит его сообщить, какую из трех названных простых форм он все же считает наилучшей. Вопрос Лелия дает Сципиону возможность изложить взгляды сторонников каждой из государственных форм10, и только на повторный вопрос Лелия он высказывает свою собственную точку зрения и говорит, что, если необходимо выбрать одну из «чистых» форм, то он предпочитает царскую власть (Цицерон, «О государстве», I, 35, 54).

Затем Сципион, на основании различных примеров, пытается убедить Лелия в правильности этой мысли и лишь в самом конце первой книги диалога дает развернутое определение смешанного государственного устройства, причем теперь указываются его преимущества. Это устройство должно объединять элементы трех вышеназванных простых форм таким образом, «чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы некая часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа» (Цицерон, «О государстве», I, 45, 69). Преимуществами этого смешанного устройства следует считать, во-первых, «так сказать, [великое] равенство», во-вторых, прочность, так как нет оснований для переворота или вырождения там, где каждый прочно занимает подобающее ему место (там же).

Таково в общих чертах учение Цицерона о наилучшем государственном строе, изложенное им устами Сципиона. Насколько Цицерон в этом вопросе повторяет своих предшественников или, наоборот, отступает от них (т.е. отношение Цицерона к его источникам), будет освещено в дальнейшем; здесь мы отметим лишь ту любопытную деталь, что из простых форм он — хотя и с определенными оговорками — предпочитает царскую власть, — тем более, что этот момент в какой-то мере подводит нас к следующей из основных проблем — к учению Цицерона о наилучшем государственном деятеле.

Поскольку высказывания о государственном деятеле в тех книгах диалога, которые посвящены именно этому вопросу, т.е. в V и VI книгах, чрезвычайно фрагментарны или содержатся в наименее точных эксцерптах (извлечениях из сочинений других авторов), они, конечно, не могут дать нам четкого представления о концепции самого Цицерона (если в данном случае вообще можно говорить о более или менее разработанной концепции). Но все же некоторые намеки, некоторые терминологические детали,  а главным образом предпочтение, отдаваемое Цицероном царской власти, по сравнению с другими «чистыми» формами, — все это, вместе взятое, приводило многих исследователей к выводу, что Цицерон в своем трактате пропагандировал монархический идеал государственного деятеля.

Еще Р. Ю. Виппер утверждал, что rector rei publicae Цицерона есть не что иное, как «монархический президент»11. О монархическом идеале Цицерона говорил и Рейтценштейн, считавший, что Цицерон в полибиеву схему смешанного государственного устройства Рима подставил на место консулов (т.е. «царского элемента») своего rector rei publicae12. По мнению Эд. Мейера, образцом для Цицерона была «идеальная аристократия» под руководством принцепса, т. е., по существу, некая конституционная монархия. На основании того, что Цицерон употребляет термин «принцепс» в единственном числе (и применяет его к Помпею), В.Шур делал вывод об уступке Цицерона «монархической действительности».

На наш взгляд, однако, монархическое толкование цицеронова идеала государственного деятеля едва ли состоятельно. В данном случае нам представляется наиболее приемлемой точка зрения, высказанная Фогтом. По его мнению, Цицерон имел в виду, конечно, не монархию как таковую, но некую форму «аристократического руководства», которая еще в далеком прошлом римского государства (а «государство предков» — идеал Цицерона) не раз воплощалась в руководстве личном.

И действительно, Цицерон, в согласии с традиционной римской точкой зрения, выраженной в стихе Энния: «Древний уклад и мужи — вот римской державы опора», — считает, что процветание государства обязано взаимодействию этих двух факторов: mores и viri. Следовательно, для восстановления былого процветания государства нужна, прежде всего, нравственная реформа; но она, очевидно, может быть проведена только каким-то руководящим деятелем, способным выполнить такую задачу в силу своих собственных гражданских и нравственных достоинств. Подобного реформатора Цицерон называет rector rei publicae или rector civitatis. Кстати сказать, идея нравственной реформы была лейтмотивом известной речи по поводу помилования Марцелла Цезарем, произнесенной Цицероном в сенате в 46 г. По мнению Эд. Мейера, Цицерон в это время считал Цезаря именно таким rector rei publicae.

На наш взгляд, последнее маловероятно, так как на основании V и VI книг диалога «О государстве» мы можем без труда убедиться в том, что Цицерон, употребляя термин rector, всегда имел в виду «аристократа-реформатора» — Сципиона, Л. Эмилия Павла, Катона Старшего, Гракха-отца, Лелия, Сципиона Насику, — а в конечном счете примерял к этому идеалу государственного деятеля даже самого себя («Письма к Аттику», VI, 2, 9; VII, 3, 2). Все это достаточно определенно свидетельствует о том, что монархический оттенок никак не приложим к интересующему нас термину.

В тракгате «О государстве» перечисляются лишь качества и обязанности rectoris rei publicae, но отнюдь не его права. Цицерон требует от политического деятеля благоразумия («О государстве», II, 40, 67), требует, чтобы в нем разум торжествовал над низменными страстями (там же), требует таких достоинств, как мудрость, справедливость, воздержность, красноречие и даже знание права и сочинений греческих авторов («О государстве»,V, 1,2).

Какие же задачи призван решать этот политический деятель, в каких случаях и каким образом он должен вмешиваться в ход государственных дел? Ответ на этот вопрос содержится в одной из речей Цицерона, где он определяет свою собственную норму поведения как государственного деятеля: «Я выполнил свои обязанности консула, ничего не совершив без совета сената, ничего — без одобрения римского народа, на рострах всегда защищая курию, в сенате — народ, объединяя народ с первенствовавшими людьми, всадническое сословие — с сенатом» (Цицерон, «Речь против Писона», 3, 7). Цицерон так действовал, будучи консулом, но если государственные учреждения или магистраты оказываются не на высоте, то именно в этот момент и должен выступить civis optimus (он может быть и частным лицом, а не обязательно магистратом («О государстве», II, 25, 46), в качестве tutor et moderator rei publicae или rector et gubernator civitatis («О государстве», II, 29, 51).

Таким образом, монархическое толкование образа rector rei publicae или princeps civitatis явно несостоятельно. Ссылки же на то, что употребление Цицероном этих терминов в единственном числе придает им якобы «монархический оттенок», не являются ни убедительными17, ни даже — как в свое время показал Р. Гейнце — достаточно точными.

Перейдем теперь к рассмотрению последней из интересующих нас проблем — к проблеме естественного права. Она в свое время разрабатывалась еще софистами19, затем привлекла к себе внимание стоиков, но, как уже было указано выше, если и можно говорить о влиянии классических [c.166] представителей стоической школы на Цицерона (в частности, о влиянии Хрисиппа), то подобное влияние едва ли было непосредственным. Ближе всего Цицерон был связан с философскими течениями II-I вв. до н.э. (так называемый «период эклектизма»).

Определение «истинного закона» как некоего правильного положения, соответствующего природе, распространяющегося на всех людей, постоянного и вечного, которое призывает к исполнению долга, приказывая, и отпугивает от преступления, запрещая, — дано еще в трактате «О государстве» (III, 22, 33). Начиная же свое рассуждение в диалоге «О законах», Цицерон прежде всего говорит о необходимости охватить вопрос в целом, т.e. сначала выяснить самую природу права, а затем перейти к рассмотрению законов, на основании которых государство управляется, в том числе и к рассмотрению так называемых гражданских прав (iura civilia) («О законах», I, 5,17).

Затем следует определение: «Закон …есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что следует совершать, и запрещающий противоположное«. Разум этот, когда он проникает в человека и укрепляется в нем, и есть закон. Следовательно, понятие права следует выводить из закона; он — «мерило права и бесправия». Что касается писаных законов, — а обычно люди только их и считают законами, — то такое толкование практически приемлемо, однако при установлении права следует исходить из того высшего закона, который, будучи общим для всех времен, возник раньше, чем любые писаные законы, раньше, чем возникло какое бы то ни было государство (Цицерон, «О законах», I, 6, 18 — 19).

Далее Цицерон, подчеркивая преемственность между обоими своими трактатами, говорит, что все законы необходимо сообразовать с тем государственным устройством, превосходство которого было доказано Сципионом (Цицерон, «О законах», I, 6, 20). После этого он переходит к рассмотрению вопроса о законах как главной связи между людьми и божеством. «Так как лучше разума нет ничего и он присущ и человеку, и божеству, то первая связь между человеком и божеством — в разуме». Но разум есть закон; следовательно, люди связаны с богами также и законом. А все те, кто связан между собой общими правами и законами, представляют собой единую общину (civitas). Поэтому весь мир можно рассматривать как единую общину богов и людей («О законах», I, 6, 23).

Затем следует доказательство того, что все люди похожи друг на друга и равны друг другу. «Каково бы ни было определение, даваемое человеку, — говорит Цицерон, — оно одно действительно по отношению ко всем людям». Это и есть достаточное доказательство в пользу того, что между людьми нет никакого различия; если бы такое различие существовало, то одно единственное определение не охватывало бы всех людей («О законах», I, 10, 29-30).

И наконец, в трактате проводится еще одна важная мысль. Сначала ее в общей форме высказывает Аттик: «Во-первых, мы снабжены и украшены как бы дарами богов; во-вторых, у людей существует лишь одно равное для всех и общее правило жизни, и все они связаны, так сказать, природным чувством снисходительности и благожелательности, а также и общностью права» («О законах», I, 13, 35). Таким образом, чувство социальной общности, влечение людей друг к другу тоже заложено в самой природе и тесно связано с понятием справедливости. «Справедливости вообще не существует, если она не основана на природе, а та, которая устанавливается в расчете на пользу, уничтожается из соображений другой пользы». Более того, если не считать природу основанием права и законов, то все доблести — благородство, любовь к отчизне, чувство долга, желание служить ближнему, чувство благодарности — все это уничтожается, ибо подобные чувства возникли и могли возникнуть лишь потому, что «мы, по природе своей, склонны любить людей, а это и есть основа права» (Цицерон, «О законах», I, 15, 42-43; ср. I, 10, 29). Итак, основа права — не мнения людей, но природа, не писаные законы, созданные людьми, но природный, естественный закон, который одновременно есть высший разум, справедливость и который служит связующей нитью между людьми и богами. И только руководствуясь им, люди способны отличать право от бесправия, честное от позорного («О законах», I, 16, 44), доброе от злого и стремиться к праву и к тому, что честно и справедливо, ради самих этих доблестей («О законах», I, 18, 48). Ибо нет на свете ничего более несправедливого, чем желание награды или платы за справедливость («О законах», I, 18, 49).

Таковы основные положения теории естественного права, развиваемые Цицероном в трактате «О законах». Как самый характер этих идей, так и непосредственные указания автора (см. выше) свидетельствуют о том, что данный трактат — логическое развитие и дополнение диалога «О государстве». Если же иметь в виду основные принципиальные положения этого первого трактата, т.е. учение о наилучшем государственном устройстве и учение о государственном деятеле, то все эти взятые вместе отправные посылки политико-философских воззрений Цицерона можно рассматривать как ту базу, тот фундамент, на котором возведено единое здание обоих диалогов.

С. Утченко

Перевод с латинского сделан по изданиям: диалог «О государстве»: M. Tullius Cicero. De re publica. Bibliotheca Teubneriana (K. Ziegler). Lipsiae, 1958; M. Tullius Cicero. Vom Gemeinwesen. Lateinisch und deutsch (K. Buchner). Zurich, 1960; диалог «О законах»: Ciceron. Traite des lois. Texte etabli et traduit par G. de Plinval. Collection Bude. Paris, 1958. В примечаниях ссылки на античную литературу даются по параграфам; хронологические даты — до нашей эры. Стихи переведены В. О. Горенштейном, кроме случаев, оговоренных особо. При ссылках на письма Цицерона указывается, помимо общепринятых данных, номер письма по изданию: М. Туллий Цицерон. Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. Перевод и комментарии В. О. Горенштейна, т. I—III, М-Л., Изд. АН СССР, 1949—1951.

Примечания И.Н. Веселовского обозначены его инициалами (И.В.).

Диалог «О государстве» был издан в переводе и с примечаниями Б.П. Яблонко. (Баку, 1928), «Сновидение Сципиона» («О государстве», VI, 9—29) — в переводе А. Шарбе (Казань, 1853) и в переводе Ф.А. Петровского (Москва, 1917). Диалог «О законах» выходит в переводе на русский язык впервые.

1. Марк Туллий Цицерон.

2. Квинт Туллий Цицерон, младший брат оратора, родился в 103 или 102 г. и воспитывался вместе со старшим братом, вместе с которым в молодости совершил поездку в Грецию, где они слушали философов и риторов. Он был эдилом в 65 г. и претором в 62 г., затем в течение трех лет пропретором в провинции Азии. В 56 г. Квинт Цицерон был легатом Помпея, ведавшего снабжением Италия хлебом, в 54 г. — легатом Цезаря и отличился в галльской войне; в 51 г. был легатом брата Марка во время его проконсульства в Киликии. Во время гражданской войны Квинт Цицерон, как и брат Марк, был на стороне сената, но после поражения Помпея под Фарсалом покорился Цезарю. После убийства Цезаря Квинт Цицерон встал на сторону сената и был убит в 43 г., по воле триумвиров. Квинт Цицерон был женат на Помпонии, сестре Тита Помпония Аттика.

До нас дошли письма Марка Цицерона к брату Квинту и большое письмо Квинта к Марку, известное под названием «Краткое наставление по соисканию консульства», написанное в 64 г., когда Марк Цицерон выставил свою кандидатуру в консулы; кроме того, до нас дошли фрагмент поэмы и две эпиграммы Квинта Цицерона.

3. Тит Помпоний Аттик (109—32), близкий друг Цицерона, богатый римский всадник, эпикуреец. Он не занимал магистратур и по многу лет жил вне Рима — в Афинах (в связи с этим он и получил прозвание «Аттик») и в своих поместьях в Эпире и в Италии. Аттик давал крупные денежные ссуды городским общинам Греции. Если судить по письмам Цицерона, советовавшегося с Аттиком во многих случаях, когда ему предстояло принять важное для него решение, то Аттик обладал большим политическим опытом, и пользовался влиянием.

Аттик интересовался литературой и искусством и устроил у себя «издательство»: многочисленные рабы переписывали и размножали (на продажу) сочинения античных авторов, в том числе и произведения Цицерона. До нас дошли 16 «книг» — писем Цицерона к Аттику, являющиеся весьма важным историческим источником и памятником эпистолярной литературы. Возможно, что Аттик принимал участие в подборе писем Цицерона для выпуска их в свет уже после смерти оратора. Письма Аттика к Цицерону до нас не дошли.

 СОДЕРЖАНИЕ

• Книга I (стр. 1)
• Книга II (стр. 20)
• Книга III (стр. 47)

Скачать Марк Туллий Цицерон «О законах»

Читать другие труды Цицерона:

• Марк Туллий Цицерон «О природе богов»
• Марк Туллий Цицерон «О законах»
• Марк Туллий Цицерон «Парадоксы стоиков. О пределах блага и зла»
• Марк Туллий Цицерон «Тускуланские беседы»
• Марк Туллий Цицерон «Речь в защиту Секста Росция»
• Марк Туллий Цицерон «Три поздних трактата»
• Марк Туллий Цицерон «О государстве»
• Марк Туллий Цицерон «О дивинации»
• Марк Туллий Цицерон «Три филиппики против Марка Антония»
• Марк Туллий Цицерон «Речи против Гая Верреса»
• Марк Туллий Цицерон «Речь о земельном законе народного трибуна Публия Сервилия Рулла»
• Марк Туллий Цицерон «Речи против Катилины»
• Марк Туллий Цицерон «О судьбе»

/a