Вера Панова «Евдокия»

«Евдокия» — советская мелодрама 1961 года Татьяны Лиозновой по одноимённой повести Веры Пановой.

В. С У Х А Р Е В И Ч

Жизнь и житие

Сухаревич В. Жизнь и житие // Искусство кино. — 1961. — № 6. — С. 112-115.

Есть одна черта, которая особенно роднит автора сценария фильма «Евдокия» писательницу Веру Панову, режиссера Татьяну Лиознову и актрису Людмилу Хитяеву — это верность быту простых людей. Смело и воинственно утверждают они в своих столь различных произведениях забытую многими истину — богата, многокрасочна, сложна жизнь простых людей в наше время, когда переделывается мир, идет великое созидание будущего. Надо только уметь показать правдиво и глубоко эту перестройку, происходящую во всем обществе и в каждой человеческой душе.

Прозу Веры Пановой делает поэтической именно это внимание к жизни самой простой. В сердцах обыкновенных женщин-работниц, колхозниц и скромных домохозяек из ветхих окраинных домов разглядела она чудесные россыпи самых высоких и благородных чувств, поступков, свершений.

Татьяна Лиознова в своем первом фильме «Память сердца» сделала серьезную заявку на создание мужественного образа рядового советского человека — сельской учительницы. Актриса Людмила. Хитяева, представила нам галерею простых русских женщин, своеобычных, сильных характеров — от Екатерины Ворониной в одноименной картине до знакомых каждому и правдиво воплощенных на экране шолоховских героинь.

Разные масштабы дарований у писательницы, режиссера и актрисы, но в работе над фильмом «Евдокия» их объединило желание рассказать о жизни простой и необычайной, скромной и героической, радостной и жертвенной, рассказать без сочинительства и сюжетных выкрутасов, без кинематографических фокусов и ракурсов — тех чудес техники, которыми иные режиссеры заявляют о себе, когда героям сказать нечего.

Превращая свою повесть «Евдокия» в сценарий, Вера Панова поставила перед собой сложную задачу: показать и на экране повесть в самом изначальном смысле этого слова — как последовательное, внутренне цельное, эпически ясное повествование «об одной простой женщине. Об очень простой женщине и ее семье».

И напрасно писательница в начале сценария дважды подчеркнула и диктор произнес, как бы извиняясь, слово «простая» — таких, как Евдокия, давно ждет экран, давно ждут советские зрители. Семья — первая ячейка, основа государства. Эту формулу любят повторять довольно часто. А вот вглядеться и по-настоящему рассказать, что происходит в этой ячейке, как она растет, крепнет, начинает жить по-новому — этим почему-то не занимались мастера экрана.

И поэтому фильм «Евдокия» представляется мне прокладывающим очень верную и крайне заманчивую дорогу в область, слабо освещенную кинематографом. «Евдокия» — киноповесть бытовая, в лучшем смысле этого слова, житейски достоверная. Я не сомневаюсь в том, что она очень нужна людям, очень современна, хотя и начинается «издалека». Повествует она об очень дорогих и близких нам людях. И говорить о ее достоинствах и недостатках надо, всходя из законов, которые авторы сами себе поставили, не забывая об огромной важности и ценности кинокартин такого жанра.

Итак жанр — повесть, жизнеописание. Герои — рабочая семья, время действия — от войны гражданской до Отечественной и далее — вплоть до послевоенных лет. Перед нами наши современники. У них особенность исключительная: Евдокия и Евдоким, люди бездетные, взяли на воспитание и вырастили пятерых чужих детей. Вызволить человека из пожара, спасти утопающего — подвиг яркий, героический, но мгновенный. А все свое существование посвятить чужим детям, растить их, вызволять из бед, спасать от болезней, заблуждений, дурных черт — это дело всей жизни. А жизнь эта имеет не только свои заботы, печали, но и радости. И сколько их! Какие поразительные случаи и события, потрясения и восторги могут ожить на экране! Авторы фильма, как мне кажется, умышленно поставили своей задачей показать процесс воспитания как труд — будничный, повседневный, требующий спокойствия и выдержки. Истинная доброта скромна, настоящая нежность сдержанна, искренняя привязанность громко не заявляет о себе.

Таковы супруги Чернышевы, и мать и отец,— они бережно, упорно растят детей, сами избавляясь в то же время от недостатков, чтобы быть достойным примером. И семья Чернышевых — как Настоящий сад: здесь растут, расправляют на ветру листья, тянут к небу робкие побеги молодые деревца — тут не только злую страсть проявить, резкое движение сделать неловко. И вот это и есть то главное, что определило актерскую и режиссерскую трактовку основных образов фильма. На редкость просты? жизненно достоверны образы Евдокима (Н. Лебедев) и особенно Евдокии (Л. Хитяева). Почти каждого ребенка приводят в дом Чернышевых несчастья. Вот умер отец Евдокии, и у ее мачехи осталась дочь. Пришла она, открыла дверь и ахнула у порога. Тиф, скосивший всю семью, добрался и до девочки. Заплакала, запричитала об отце Евдокия — и тут же встала и уложила на сундук, Наталью: «выхаживать надо».

С базара привел Евдоким грязного, черного от пяток до макушки беспризорника, которого чуть было не убили за. кражу — и сразу принялась усердно смывать с, него грязь Евдокия. Обворовал своих благодетелей, сбежал Андрей, а затем снова вернулся, сидит на, полу и хлебает щи из чугуна. Ворчит Евдокия: «Расселся!.. На полу кошки едят, а человеку за столом, указано… Неси, Наташа, таз. Вставай мыться,! малокровный!»

Слушаю я, как говорит эти слова с экрана Хитяева, и поражаюсь, насколько актриса верна правде, жизни, нравам, живущим в рабочем быту: не принято в рабочем семействе выставлять свою доброту напоказ.

Многое в фильме сделано с подлинным знанием жизни, казалось бы, просто, но с той глубиной, которая позволяет по-настоящему вникнуть в человеческую суть характеров. Да, есть такие положительные, неторопливые и твердые, как скала, люди, подобные Евдокиму Чернышеву. Ни разу Н. Лебедев в этой роли не заговорил голосом умилительно ласковым, увещевающим, уговаривающим. Просты его доводы, неотразима логика, и только глаза всегда пытливо глядят на собеседника: «Понял? Дошло? То-то, брат, добра тебе желаю…» , Вера Панова — писательница, художественные образы которой на редкость емки, точны, выразительны.

Через весь фильм прошла лубочная картинка: восточная красавица, расположившаяся на диване в позе крайней неги,— такая, какой ее представляет базарный живописец. Мы увидели эту картинку еще в доме отца Евдокии. Потом она перекочевала в дом, который построили себе Чернышевы, и здесь снова заняла почетное место. Затем, когда вернулась с фронта дочь Катя и увидела знакомую одалиску, она с презрением сорвала эту мазню со стены и бросила на пол. Бережно подобрала «красоту» Евдокия. И в финале, когда собрались вместе все бесчисленные Чернышевы, когда уже трудно узнать «кто—кто», в новой квартире снова приколачивает картинку на видное место.

Евдокия, думая, что строгая Катя не приедет. А Катя на пороге. Слезами наполняются ее глаза. Свои у старой матери представления о красоте, и уважать их нужно! Поразительный эмоциональный эффект дала в финале эта аляповатая картинка. Но, оглянувшись, мы невольно пожалели о том, что такого же драматического завершения судьбы каждого героя порой не было в фильме. Труд всей жизни предстал перед нами в живом чередовании забот, бед, открытий, тихих радостей и горьких печалей.

Ну, а страсти человеческие, живые и яркие, что ж, они так и обошли рабочую семью? Не это ли несколько обеднило фильм, сделало его порой монотонном? Особенно обидно то, что даже по сравнению с повестью в фильме явно приглушены некоторые события, чувства и страсти. В повести, как и в фильме, Евдокия изменила мужу. Но реакция Евдокима на этот поступок была куда горячей и решительней. Мне, например, непонятно, почему Евдоким не побил Ахмета?

В повести, опубликованной в «Ленинградском альманахе» в 1959 году, Евдоким Чернышев признается жене: «Я его сегодня чуть-чуть потрепал, а ведь если трахну серьезно, то ему живому не быть. И пойду я через тебя, дура ты баба, под строгую изоляцию, а детей куда денешь?» Прочитав внимательно повесть, затем сценарий, потом посмотрев фильм, я установил, что в альманахе Евдоким Чернышев «чуть-чуть потрепал» Ахмета и пригрозил даже убить, в сценарии он его только спрашивает «тихо и грозно» : «Ты зачем опять явился?», а в фильме гроза совершенно миновала и произошел между соперниками душевный разговор. Смысл его такой: раз ты любишь мою жену, почему на ней не женишься? Ахмет отвечает, что ему не позволяет это сделать религия. И Чернышев пытается его мягко пристыдить: «Какая, к черту, вера… из-за предрассудка человеческую жизнь ломать!»

Вслушайтесь в то, что говорит герой. Ведь он, в сущности, уговаривает Ахмета жениться… на своей жене. Неужто так было и задумано: мусульманским предрассудкам противопоставить христианскую кротость и всепрощение? Неужто показалось более соблазнительным вместо жизни со всеми ее страстями, муками, столкновениями, которая кипела в этом эпизоде, создать новый фрагмент, по духу своему очень напоминающий житие великомученика и страстотерпца Евдокима. Такое преображение — не единственная утрата драматизма, который был в повести.

Много горестных, печальных, поистине драматических событий, которые были в книге, я не увидел в фильме. Мне показалось, что по пути: повесть — сценарий — фильм, герои все больше и больше утрачивали яркие черты, события — напряженность.

В повести были горячие страсти, тягостные переживания, горькие утраты и трудные победы. В фильме все это поутихло, обрело рассудительное спокойствие, благообразие, как будто решили хороших людей оградить от дурных поступков и от внезапных бед… Вот почему мне кажется, что некоторая монотонность и тот оттенок «жития» вместо жизни, который иногда ощущается в этом правдивом и жизненно достоверном фильме, порождены боязнью перед освещением действительности как она есть, со всеми ее радостями и печалями, победами и поражениями.

Нет, не может быть жизнеописания в киноискусстве без сложных и острых кульминаций, которые мы обязательно должны увидеть и почувствовать. Переломом в жизни Чернышевых была гибельная страсть Евдокии, страшным испытанием для Евдокима явилась возможность потерять жену. Воображение подсказало ему всю тяжесть этой утраты. И пусть бы это воображение оказалось пылким, огненным и проявилось как необузданный гнев. А в фильме мы увидели умилительное всепрощение.

Так, если идти шаг за шагом по следам героев повести, можно без труда обнаружить, что в фильме освобождение героев от всего резко очерченного, неожиданного, даже дурного, но с большим трудом побежденного лишает их жизнеописание тех узлов,, тех ударных моментов, в которые наиболее ярко раскрывается характер человека. Так невольно появляется оттенок умилительности, деловая правдивая биография порой подменяет историю духовной жизни героев.

История Чернышевых — в своем роде редкостная. Она могла бы стать «педагогической поэмой», если бы в ней ярче проявился духовный смысл происходящих событий, если бы люди открылись не только в ровном, последовательном развитии характеров, не осложненном взрывами и взлетами чувств, а в бурном и многообразном течении жизни, которое неизбежно приносит человеку и нравственные потрясения и душевные подъемы.

Читать повесть Веры Пановой «Евдокия»

Евдокия. Инсценированные страницы повести Веры Пановой (1980)

Звучит «Песня матери» (автор музыки Оскар Фельцман, слова Роберта Рождественского), поет Людмила Зыкина (перепись с грампластинки 1977 г.)

Исполнители: От автора — Хохряков Виктор; Евдокия — Гуляева Нина; Евдоким — Кочетков Афанасий. В остальных ролях: Погоржельский Михаил, Леньков Александр, Бондарева Светлана, Радченко Светлана, Куприянова Татьяна, Поляк Марина.