Сергей Есенин «Пугачев»

Начало работы над драматической поэмой «Пугачев» датируется концом 1920-го года. Есенин решает совершить поездку по «пугачевским» местам — в апреле 1921 года поэт едет через Самару в Оренбург, потом в Туркестан, посещает Среднюю Азию и Урал.

В основе «Пугачева» лежат события русской истории 18 века. Всегда, в случае, когда писатель обращается к событиям прошлого, он должен иметь для этого определенную мотивировку. Вполне возможно, что одной из таких причин были события 1919 года, когда многие крестьяне вели открытую войну с правительством РСФСР, не оставившим им права на жизнь. Однако не стоит думать, что есенинская поэма прямо проецирует на себя события этих страшных лет, крестьянская война могла послужить лишь отправной точкой, направившей поэта к истории Пугачева.

Произведение, написанное на историческую тему, нередко может служить признаком определенной творческой зрелости (Пушкин пишет «Бориса Годунова» в середине своего творческого пути, «Война и мир» завершена Толстым через 17 лет после блестящего дебюта). Его создание требует отточенного навыка работы с материалом. Изображая события какой-либо исторической эпохи, писатель неминуемо их искажает, но, при этом ему так или иначе необходим какой-либо материал, от которого он смог бы отталкиваться.

Есенинский «Пугачев» многими читателями был воспринят как произведение новаторское, необычное. В этой связи целесообразно будет рассмотреть комментарии самого Есенина, касающиеся особенностей замысла, сюжета и композиции поэмы

Есенин сразу заявляет о том, что у него (видимо, в отличие от Пушкина) не будет любовной интриги и женских ролей в целом («В моей трагедии вообще нет ни одной бабы. Они тут совсем не нужны: пугачевщина — не бабий бунт…Не знаю, бывали ли когда такие трагедии»)¹. Любовная интрига, по-видимому, отвлекала бы читателя от основной смысловой нагрузки поэмы. С этим, скорее всего, связана и следующая особенность, отмеченная Есениным: «Кроме Пугачева, никто в моей трагедии почти не повторяется: в каждой сцене новые лица. Это придает больше движения и выдвигает основную роль Пугачева«². В этом заключается и главная жанровая особенность поэмы — здесь присутствует диалог, однако сам автор признает сосредоточенность ее действия вокруг одного персонажа.

Пугачев действует не во всех сценах поэмах, однако все эти сцены можно представить как 8 точек, связанных друг с другом кривой так, что эту кривую мы не видим. Начало и конец совпадают с первым появлением и смертью Пугачева, а все, что между ними, напрямую связано с его деятельностью (в том числе и 2-ая сцена «Бегство калмыков», отчасти объясняющая читателю логику дальнейших событий).

Поэт изображает лишь те события, которые считает наиболее важными (для произведений, основанных на исторических событиях, проблема отбора материала является крайне актуальной). События, которые Есенин оставляет за рамками повествования, при этом легко угадываются — в этом заключается художественное достижение поэта. Не изображая всего, он делает так, чтобы читатель легко мог дополнить событийный «паззл» (захват Оренбурга Хлопушей)

В «Пугачеве» Есенин проявляет себя как смелый экспериментатор стиха. До 1917 года мы редко встречаем в лирике Есенина неожиданные опыты в области рифмы, ритма или строфики. Появление серьезных поэтических экспериментов можно связать с предчувствием глобальных перемен, революции. Можно увидеть, как работа с тем или иным непривычным для Есенина элементом стиха приходит к некоторому итогу в «Пугачеве».

На протяжении всего произведения (по сравнению с другими есенинскими вещами довольно крупного) единый стихотворный размер не выдерживается поэтом. В поэме мы видим чередование строк, написанных тоническим стихом (они преобладают; хотя при этом равенство ударений в строках не всегда соблюдается, и в этом также отклонение Есенина от традиции), строк ямбических (монолог Караваева — «О, осень, осень», хотя нарушения размера есть и там) и хореических (реплика сторожа — «Нашу рыбу соль и рынок…»).

Таким образом, мы видим, что ритмический рисунок поэмы весьма нестройный, размытый. Стоит заметить, что Есенин, за исключением указанных выше элементов, невероятно последователен в подобной организации ритма своего произведения. Можно предположить, что поэт желает приблизить поэтическую речь своих героев к прозе. Понимая, что стройные по ритму стихи (а таких у Есенина подавляющее большинство) будут звучать со сцены наигранно и картинно, поэт стремится сделать их похожими на прозу с помощью разрушения привычного для себя ритмического благозвучия, а также утяжеления, «нагруженности» строк, нередко совмещающейся со строками короткими:

Впечатление «тяжести», «грузности» строк, однако, нередко оказывается иллюзией, которую поэт создает с помощью дактилических клаузул:

В ритмический рисунок поэмы «Пугачев» органично вписываются постоянные словесные повторения:

Оболяев

Что случилось? Что случилось? Что случилось?

Пугачев

Ничего страшного. Ничего страшного. Ничего страшного…⁵

Поэт словно заранее задает себе определенный ритм (заметим, что «тройные» повторения почти всегда встречаются в поэме в начале фразы — исключения составляют лишь те фразы, где передается эмоциональность речи: «Я хочу жить, жить, жить…») и выдерживает его практически до конца, по крайней мере, реплик, монологов.

«Звериная» тема является одной из магистральных в «Пугачеве». Поэма начинается с «животной» метафоры — «Ржет дорога в жуткое пространство». Подобные, весьма своеобразные тропы будут повторяться в поэме очень часто: «Пучились в сердце жабьи глаза//Грустящей в закат деревни», «Прыгают кошками желтыми//Казацкие головы с плеч» и т.д.

Отметим, что «животные» метафоры и сравнения присутствуют также и в лирике Есенина («Не с того ли глаза мне точит//Словно синие листья червь…», «Не звенит лебяжьей шеей рожь...» и т.д.). В начале поэмы, видя относительно большое количество таких метафор, мы не можем понять их значение.

Ситуация проясняется в третьей сцене. Пугачев в разговоре с Караваевым произносит такую фразу: «Слушай, ведь я из простого рода//И сердцем такой же дикарь…». Казалось бы, он ведет речь о своем мужицком происхождении, однако это не так. Подтверждение этому мы видим, буквально начиная со следующей строки: «Я умею, на сутки и версты не трогаясь//Слушать бег ветра и твари шаг…«. Вплоть до реплики Караваева, начинающейся со слов «Да, да! Я тоже так думаю, Емельян…», Пугачев рассказывает о зверином, животном (в прямом смысле этого слова), инстинктивном начале в себе — это определяет его личность. Он сравнивает себя с медвежонком (этот образ повторяется в поэме четыре раза) Пугачев интуитивно «нащупал», разгадал свое «значенье». Он видит звериное начало во всех людях — отсюда сравнение людей с разными животными («Знаешь? Люди ведь все со звериной душой//Тот медведь, тот лиса, тот волчица…»). Герой делает из этого весьма неутешительный вывод — «Нужно крепкие, крепкие иметь клыки…».

Тема бунта развивается во второй сцене («Бегство калмыков») — единственной, где не действует Пугачев. Начинается она с разговора двух казаков. Речь идет о том, что калмыки, живущие на территории России, бегут в Монголию в поисках лучшей жизни. Казаки, обязанные подчиняться Москве, медлят, но недовольство подчинением ясно ощущается в речи одного из них («второй голос»). Более того, Кирпичников призывает не поддаваться приказам начальников, желающих «сманить» их на «страшное дело» — убийство невинных людей. Атмосфера уже накалена, казаки призывают: «К черту! К черту предателей!».

На наполненную псевдогражданским пафосом и гневом речь Тамбовцева Кирпичников реагирует скептически: «Стой, атаман, довольно//Об ветер язык чесать». Казаки — вольный народ, находящийся на службе у государства. Вольность, стихийность роднит их с Пугачевым. Единственное, что делает их несвободными — подчиненность. Пока она не противоречит их желаниям и ценностям, она их устраивает. Казаки видят, что происходит в стране, и не желают более служить. Приказ Траубенберга и Тамбовцева становится последней каплей. Они прекрасно понимают желание калмыков вести достойную жизнь. Их выбор — либо в очередной раз подчиниться, либо зацепиться за возможность жить. Они, словно чуя в себе мощь вольницы, определяемую инстинктивной свободой животного начала в человеке, выбирают второе.

Тема бунта в контексте русской культуры 1910-20х годов имеет совершенно особое звучание. Обращаясь к ней после 1917 года, поэты и писатели непременно держали в голове события тех роковых лет. Известно, что Есенин, так же как и многие другие деятели культуры того времени, связывал с приближающейся революцией большие надежды. Для него через революцию Россия превратится в Инонию — крестьянский рай, несущий в мир новые идеалы. В стихах революционного периода много резкостей по отношению к христианству, отрицания, однако большинство из них наполнено радостью ожидания грядущих изменений.

Основа преображения — новая истина, которую и постиг, как он считал, поэт. Однако на деле все оказалось совершенно по-другому. В таком виде, в котором она совершилась и такими результатами, к которым она привела, революция не могла быть принята Есениным. Говоря о теме бунта в «Пугачеве», мы должны помнить, что поэт не мог не учитывать неудачного опыта, крушения революционных надежд. Если в стихах об Инонии мы не видим никаких упоминаний о жертвах перемен, в поэме восстание порождается чередой смертей и заканчивается смертью своего вождя. Контрастно и лексическое поле, связанное с цветовой гаммой — если в революционных стихах и поэмах главными являются мотив света, солнца, золота, то в «Пугачеве» они сменяются мотивами тумана и тьмы. Пугачевское восстание — бунт «вольницы», Емельян — ее предводитель, вождь. Народное движение должен возглавить человек, способный зажечь его.

То, что Пугачев является таким человеком, понимает и сам Емельян, и люди, которых он встречает (например, Караваев, который в разговоре с Пугачевым чувствует его моральную силу — иначе никак нельзя объяснить то, что резко меняет свое мнение о дожде по сравнению с тем, что он говорил об этом же дожде чуть раньше: «Экий дождь! экий скверный дождь!» и «Славный дождь! Замечательный дождь!»). Его раздражает необходимость бежать куда-либо или обращаться за помощью к врагам. Он понимает, что нужно бороться, он знает, что взбешенный мужик и вольнолюбивые казаки пойдут за ним. «Мертвая тень императора», которую Пугачев, «жестокий поводырь», собирается вести «на российскую ширь» напоминает тень отца Гамлета, призывающую к мщению («Идет отомстить за себя// Идет отомстить Екатерине«).

Пугачев видит в каждом из людей животное начало, он сам говорит об этом в разговоре с Караваевым. Он прекрасно понимает, что главный инстинкт зверя — жажда жизни. Именно это чувство ущемляется властью. Пугачев блестяще играет на самолюбии людей вольницы, «бродяг и отщепенцев», показывая, что у них есть возможность изменить судьбу целого народа огромной страны. И люди верят Пугачеву. Емельян сам признается, что ему тяжело принять чужое имя (и здесь он использует сравнение со зверем — «Братья, братья, ведь каждый зверь// Любит шкуру свою и имя«), однако ради исполнения своей миссии он готов пойти на это.

Мир поэмы «Пугачев» охвачен звериной буйствующей стихией, вносящей в мир беспорядок. Это ощущение передается даже на уровне построения произведения — сцены не вытекают одна из другой, что создает ощущение нестройности, дисгармонии, отражающее суть изображаемого мира. Стихию прекрасно чувствуют почти все герои поэмы, они постоянно обращают внимание на окружающую их природу. Заметим, что образ ветра уже использовался до Есенина для того, чтобы передать буйство стихийных движений, Блоком в поэме «Двенадцать»:

Вспомним, что именно из стихийной бури появляется Пугачев в пушкинской «Капитанской дочке».

Со стихией народа связан еще один персонаж — Хлопуша. Сцена, связанная с его появлением и рассказом о себе («Уральский каторжник»), является одним из самых сильных мест поэмы. Первая реплика Хлопуши начинается с яркой характеристики народного восстания: «Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!//Что ты? Смерть? Иль исцеление калекам?». Он чувствует как бунт все больше и больше погружает жизнь в стихию хаоса. Более того, он не знает, как все закончится — победой («исцеленье калекам») или смертью. Однако он настойчиво требует встречи с Пугачевым — «Проведите, проведите меня к нему,//Я хочу видеть этого человека«.

Через монолог Хлопуши Есенин создает образ озлобленного бродяги. Этот герой способен понять, почему Пугачев сумел возглавить стихийное движение «черни» — она «его любит за буйство и удаль». Кто, как не Хлопуша должен понимать это! Он «нес свою душу» в лагерь Пугачева, т.к. наконец-то нашел занятие близкое своему духу, духу вольницы.

В Хлопуше, как и в других людях, живет жажда жизни свободной («Черта ль с того, что хотелось мне жить?» — в этом возгласе и сарказм, и ярость героя). Услышав от губернатора о существовании Пугачева и его движении, он понял, что у него есть возможность получить то, чего хочет он, и чего хотят все восставшие.

«Местью вскормленный бунтовщик» — так он называет себя сам. Любопытны возможные параллели между Хлопушей и Пугачевым. Отмеченное выше звериное начало есть и в том, и в другом герое («Завтра ж ночью я выбегу волком// Человеческое мясо грызть«, — говорит Хлопуша). Более того, Хлопуша произносит фразу которая заключает в себе ту же идею, что и слова Пугачева. Приведем оба отрывка:

Пугачев

Возможно такое поразительное сходство двух героев и объясняют, почему Хлопушу так тянет к Пугачеву. Он желает увидеть вождя народного восстания. И в бунте, и в фигуре его предводителя он видит нечто близкое себе. Хлопуша сходу предлагает соратникам Пугачева собственный план взятия Оренбурга. В эмоциональную, порывистую стихию бунта он добавляет хитрость: «Нет!//Хлопуша не станет биться.//У Хлопуши другая мысль.//Он хотел бы, чтоб гневные лица//Вместе с злобой умом налились«.

Одной из магистральных тем поэмы Есенина является тема смерти. Прямое напоминание о смерти мы встречаем в упоминавшемся разговоре Пугачева и сторожа. Тот говорит о том, что «умер третий Петр». Отсылка к этому имени появится в речи сторожа еще раз:

Отметим, что здесь фигура Петра III уже не появляется, присутствует лишь отсылка к ней — его имя, которое с плачем вспоминают люди. В «Пугачеве» нередко появляются образы, а также лексические обороты, вызывающие ассоциации со смертью (3-я сцена — «скелеты тощих журавлей», «по горлу их скользнул сентябрь, как нож»). В четвертой сцене количество таких образов резко увеличивается — «привязанная к нитке дождя// Черным крестом в воздухе//Проболтнется шальная птица».

И далее: «Это осень, как старый оборванный монах,//Пророчит кому-то о погибели веще«. Буквально строфой ниже Пугачев будет говорить о «мертвой тени императора». Кажется, что Пугачев словно не боится мира мертвых, который на протяжении развития сюжета поэмы все глубже и глубже проникает в мир героев. Свой план он называет «кладбищенским». Чуть позже он скажет, что «в мертвое имя влезть — //То же, что в гроб смердящий«. Шестая сцена наполнена предчувствием беды — это не связано с темой смерти напрямую, однако обратим внимание на весьма красноречивый образ: «Говорят, наступит глад и мор// По сту раз на лету будет склевывать птица// Желудочное свое серебро«.

И уже в следующей реплике еще один «Луны лошадиный череп//Каплет золотом сгнившей чумы«. Тема «воскресшего мертвеца» частично присутствует в 4-й сцене, в полной мере она раскрывается в сцене седьмой («Ветер качает рожь«). Весьма странное ее название работает на реализацию выбранного Есениным образа. Чумакову, пока неспособному поверить, что мощная сила Пугачева повержена, качающаяся рожь напоминает толпу мертвецов. Вот эта страшная картина:

И именно после этих строк, наполненных «мертвячиной», Бурнов произносит два монолога, в которых говорит о своей жажде жизни. Никакая мысль не может утешить его, если «гибель стучит по деревням в колотушку»: «Слушай, плевать мне на всю вселенную,//Если завтра здесь не будет меня», — говорит он. Появляется Творогов, предлагающий предать Пугачева. Любопытно, что, причиной восстания была жажда жизни, воли, она же и стала причиной его гибели.

Время года, на протяжении которого происходит действие поэмы — осень. Есенин изображает ее мрачной, пугающей. Образы, связанных со смертью, о которых говорилось ранее, органично сочетаются с осенними пейзажами «Пугачева». Во многом именно этим сочетанием задается фон, атмосфера поэмы. Обратимся к последней сцене поэмы. Уже обреченный Пугачев называет причиной своего поражения осень! Вот его слова:

В зрелой лирике Есенина осень, увядание связаны с ощущением прошедшей, утраченной молодости («По-осеннему кычет сова…», 1920). Об этом же говорит и Пугачев:

Он словно до самого последнего момента не может поверить, что все кончено:

Размышляя о том, как возникло и как исчезло могучее народное восстание, Есенин приходит к следующей мысли. В каждом человеке есть что-либо от животного, в частности, страстная жажда жизни. Недовольные тем, что эта жажда полноценно не удовлетворяется, люди накапливают злость. Далее наступает момент, когда кто-то из людей поддается сильному чувству, не выдерживает и восстает («Бегство калмыков»). В то же время, появляется Пугачев — сильный, волевой лидер, способный «зажечь» людей и объединить их против общего врага. Он принимает на себя имя любимого народом Императора Петра III, тем самым давая повод людям идти за ним, бросать привычное и восставать. Вся сила пугачевщины — в ее стихийности, а также в том, что бунтовщиков направляет жажда жизни.

Однако сильная сторона движения одновременно оказывается стороной слабой. Когда это единство, вольница потеряла силу, восставшие, согласно той же жажде жизни потеряли интерес к продолжению войны. Есенин, будучи убежден, что «все пройдет как с белых яблонь дым», показывает, что власть, которая держится на стихийных началах, непременно будет разрушена, каким бы талантливым и значительным не был ее носитель. В этом трагедия Пугачева — он действительно искренне желал исполнения своего плана во имя народного блага, однако другого исхода быть не могло.

И сам Есенин, и многие его современники воспринимали «Пугачева» как нечто новаторское, необычное. При этом, оценки были совершенно разными. Кто-то удивлялся тому, что все герои поэмы говорят одинаково, причем на имажинистском наречии. Другие считали, что «Пугачева» невозможно поставить на сцене. Множество споров вызвала трактовка образа главного героя. Так или иначе очевидно одно — выход в свет есенинского «Пугачева» стал большим событием в русской культуре начала 20-х годов.

КИРИЛЛ БОРИСОВ. «ПУГАЧЕВ» СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Список использованной литературы.

В.М. Акимов. От Блока до Солженицына. Искусство-СПБ, 2010.
С.А. Есенин. Избранные сочинения. Художественная литература, 1983.
Станислав и Сергей Куняевы. Сергей Есенин. Молодая гвардия, 2010.
Н.М. Солнцева. Сергей Есенин. Издательство Московского Университета. 2004.

Примечания:

¹ Там же, стр. 467.
² Там же, стр. 470.
³ III том, стр.18.
⁴ Там же, стр.22.
⁵ Там же, стр.23.
⁶ Александр Блок. Стихотворения и поэмы, Эксмо, 2009. Стр. 241.
⁷ Есенин, ПСС, III том, стр.32.
⁸ Есенин, ПСС, III том, стр.22.
⁹ Там же, стр.49.
¹⁰ Там же.
¹¹ Там же.

Скачать Сергей Есенин «Пугачев»

Посетить вебинар Пушкин и Есенин — два взгляда на русский бунт